Великолепный любовник
Шрифт:
— Зачем ты все это делаешь?
— Ради собственного удовольствия. Если... — В дверь постучали, и он замолчал на полуслове, встав навстречу врачу в белом халате.
— Я — доктор Дик Лоури, — заявил тот, первым протягивая руку.
— А я — Колин Уайтфитер.
— Так это вы принимали роды? Очень хорошо. Мать и дочь выглядят просто прекрасно.
— И все равно, каждый раз я надеюсь, что мне не придется делать это снова. Я подожду снаружи, пока вы будете их осматривать, — с этими словами Колин удалился в коридор.
Когда доктор
— У меня к вам несколько вопросов, док. Сможет ли она на этой неделе взять с собой ребенка и улететь в Калифорнию?
Доктор Лоури изучающе посмотрел на Колина и отрицательно покачал головой.
— Я бы не советовал. Роженица потеряла немало крови, поэтому ослабла. Конечно, если это абсолютно необходимо, она сможет пережить такое путешествие. И она, и ее ребенок обладают завидным здоровьем.
— Так она сможет отправиться в Калифорнию?
— Да, сможет, но лучше ей этого не делать.
— А если бы я взял ее домой, когда бы мы смогли отправиться?
— А вы сможете помогать ей?
— Ну, если не я, то моя мать точно сможет.
— В таком случае я могу выписать ее прямо сейчас.
— Чего же мы ждем?
Теперь Колин твердо знал, что не позволит им сесть ни на какой самолет. А если те люди будут дожидаться Кэтрин в аэропорту, то у нее одной нет никаких шансов от них скрыться. В том состоянии, в котором она сейчас находится, ей просто необходимо взять дочь и вернуться на ранчо. Проследив за тем, как в палату Кэтрин вошла медсестра, Колин пошел звонить. Но, даже разговаривая с матерью и предупреждая ее о приезде, он продолжал краем глаза наблюдать за дверью палаты.
Со следующей недели жизнь Колина пошла вверх тормашками. Мать поселилась в его доме, да и отец наведывался почти каждый день, привозя с собой кучу подарков. Кэтрин расцвела прямо на глазах. Теперь она выходила к завтраку в одном из халатов его матери, а днем носила свитер и джинсы. В спальню Колина была поставлена его старая детская колыбель, на кухню — его высокий детский стульчик. Впрочем, со стульчиком старый Уайтфитер явно поторопился — в ближайшие полгода он все равно не понадобится. Надин спала в спальне на раскладушке, Кэтрин — на постели Колина, а сам Колин — в гостиной на софе.
В первый же день он предупредил мать и Кэтрин, чтобы они, поднимая телефонную трубку, никогда не заговаривали первыми.
Поздно вечером Кэтрин сидела на постели, укачивая Эмилию, когда в спальню зашел Колин.
— Сегодня несколько раз звонил телефон, — тихо сообщила Кэтрин.
— И что?
— Ничего. На том конце молчали. И так несколько раз.
— Тогда все понятно. Они пытаются выяснить, здесь ли ты. Пока ты молчишь, они ничего не узнают. Если же вздумают рассматривать дом в бинокль, то все равно ничего не увидят.
— Да, пока я не начну выходить на улицу, — уточнила Кэтрин.
— Надеюсь, что скоро им все это надоест, и они попробуют поискать в другом
— А ты не думаешь, что они могут выйти на наш след, побывав в больнице?
— Если у них хватит сообразительности, то разумеется.
— И в больнице они узнают, что я поехала к тебе домой.
— Поэтому будь предельно осторожна, а со временем я помогу тебе выбраться отсюда.
— Мы закажем несколько билетов на одно и то же время, но в разные города. Пусть гоняются за нами по всей стране. Твоя мать души не чает в Эмилии...
Колин взволнованно вздохнул.
— Любая мать мечтает о внуках. Сейчас ей кажется, что ее мечта готова сбыться. Но я никогда снова не женюсь.
— Почему ты так в этом уверен? — возмутилась Кэтрин. — Еще сто раз передумаешь. В тебе самом так много любви и тепла...
— Я не хочу жениться, — грубо огрызнулся он, — терять любовь слишком больно.
Кэтрин понимала, что он имеет в виду. Внешне Колин казался таким сильным и непобедимым, а на самом деле у него была нежная и ранимая душа. А ведь Надин уже просто обожает Эмилию, да и сам Колин в ней души не чает.
— Я очень сочувствую твоей утрате, Колин, — тихо сказала она.
— Понимаю, — вздохнул он. — Порой мне кажется, что все мы дети у кого-нибудь на руках — я, ты, Эмилия. Даже моя мать. Мы так чувствительны к боли...
— Но ты не всегда будешь страдать, Колин. Рано или поздно ты излечишься.
— Это бессмысленный разговор, — отрезал он. — Пойду проведаю собак.
Одевшись, он вышел из дома. Судя по его сумрачному виду, надолго, решила Кэтрин. Она взяла на руки Эмилию и прижала ее к лицу, думая при этом о Колине и мечтая снова оказаться в его объятиях.
Дни проходили за днями, недели — за неделями, и постепенно жизнь вошла в нормальную колею. Зимняя метель сменилась буйными мартовскими ветрами, которые с силой обрушивались на дом, словно пытались его раскачать. На первый взгляд все было спокойно, однако загадочные телефонные звонки раздавались почти ежедневно. По мере того как Кэтрин набиралась сил, в ней росла тревога — и Колин это понимал. Да и сам он становился все более раздражительным — и причиной тому была Кэтрин. Его дом был слишком мал, чтобы избегать постоянных столкновений в весьма пикантных ситуациях. Например, она выходит из ванной, завернутая в одно полотенце, подхватывает на руки дочь, и Колин случайно видит, как от этого движения у нее обнажается грудь...
Это произошло на шестой неделе. В два часа ночи Эмилия проснулась и заплакала. Кэтрин оставила дочь в спальне, а сама вышла в гостиную. Колин мгновенно проснулся и сел на кровати, отбросив с лица волосы.
— Какие-нибудь проблемы?
— Я не знаю, что с ней — колики или еще что-то. Но я не хочу из-за этого будить твою мать.
Зевая, Колин встал и принялся натягивать джинсы.
— Почему? Она наверняка знает причину...
— Я лучше возьму ее на руки и похожу с ней по комнате.