Великосветский прием
Шрифт:
– Ну что, Кокс? – сощурился Танк Марчек. – Приехали дать нам то, что принадлежит нам по праву?
– Я приехал для участия в переговорах, – сухо ответил Ричард, снял пиджак и повесил его на спинку стула.
В обнесенном стеной дворике дома Провенцо возились четверо мальчишек. Они галдели и норовили выхватить друг у друга пульт управления игрушечным автомобилем. Все четверо сорванцов были кудрявыми и миловидными, особенно младший, Дэйви, которому исполнилось всего четыре года.
Сэм
– Лихой парень этот Дэйви, – любовно сказал он, обращаясь к шестерым присутствующим, которые сидели за столом, прихлебывая кофе, и изучали деловые записи. – Наша семья еще будет им гордиться. Я подумываю отправить его учиться в Гарвард. – При этом тон крестного отца неожиданно сделался мечтательным. – Пусть набирается ума, как наш Николо. Поступит на маркетинг или еще на какую-нибудь хреновину; глядишь, и нас станет просвещать. Во всем будет понимать толк.
По комнате пронесся шорох; лишь двое невозмутимых охранников у входа хранили спокойствие.
Сэм буравил глазами Нико. Тот с вызовом встретил отцовский взгляд. Ну что за шалопай, никакого почтения к старшим. И все же Сэм несказанно гордился им. Единственный в семье получил образование, да еще какое! Гарвардский университет, шутка ли сказать!
Сэм чувствовал, что избаловал его, но все время заставлял соперничать с тремя старшими братьями. А как еще, черт побери, можно сделать из мальчишки мужчину? При всем том он не понимал своего любимца, а по правде говоря, и не стремился к этому.
Однако надо было продолжать совещание.
– Поди ж ты, – Сэм решил закончить вынужденное отступление, – у меня сыновей – что жеребцов в конюшне, восемь штук, и все как на подбор.
Отец здорово сдал за последние два-три года, думал Нико, холодно глядя ему в глаза. В волнистой шевелюре соли стало больше, чем перца, жесткие усы тоже поседели. Щеки дряблые, на правом виске старческие пятна.
Когда-то отец – умный, властный, жестокий – был для него идеалом. Эти времена канули в прошлое. Давным-давно. Теперь их связывали только общие дела. Сегодняшний семейный совет, который тянулся уже сорок минут, был посвящен отмыванию полученных денег: федеральные власти стали проявлять излишний интерес к сделкам, совершенным в Голливуде.
Прочистив горло, Сэм вернулся к повестке дня:
– Ладно, что там у нас дальше? Готти.
Джон Готти, «капо» из Нью-Йорка, просил у них помощи: ему был предъявлен ряд обвинений в вымогательстве, и дело шло к тому, что он кончит свои дни за решеткой.
На обсуждение этого вопроса ушло еще полчаса. Нико вызвался подложить федеральному судье «хлопушку под подушку».
– Шутить вздумал? – взъерепенился Марко, который всегда отвергал идеи Нико.
Нико приглушенно сказал:
– Это не предмет для шуток. Надо отправить его на тот свет.
– Когда все ФБР стоит на рогах? На нары захотел, под
– Да пошел ты, – огрызнулся Нико. – Надо дело делать, а не задницу отсиживать. Развели тут чайную церемонию!
Ропот стал громче, однако вслух заговорил Сэм Провенцо. В его скрипучем голосе звучала угроза:
– Стало быть, это я развожу чайную церемонию?
В комнате повисло грозовое молчание. Все затаили дыхание, охранники у двери насторожились.
– Да, – спокойно сказал Нико и повторил еще раз: – Да.
Сэм вскочил со своего места во главе стола и бросился к сыну. Сжав в кулак толстую, узловатую руку, он занес ее для удара, но промахнулся на какую-то долю миллиметра.
– Вон отсюда! – проскрежетал Сэм. – Прокатись на своей консервной банке, остынь. И чтоб не смел больше так со мной разговаривать. Будь уверен, в другой раз я не промахнусь. Capisce?
Нико размашистым шагом вышел из комнаты, не обращая внимания на охранников, и с грохотом захлопнул за собой дверь.
– Подумать только, – сокрушенно произнес Марко, – никакого уважения. Просто никакого уважения.
Его личный телохранитель, Реймонд ди Сикко, больше известный как Рэмбо, ждал за дверью. Нико жестом подозвал его.
– Пошли, Рэмбо, нечего тут штаны протирать.
Рэмбо вскочил со стула и последовал за Нико к гаражу, где стоял черный «ламборджини».
Они сели в машину. Нико душила злоба. Старик за это ответит – пусть не сегодня, но ответит. С годами сделался слюнтяем, начал выживать из ума. Всю эту семейку ждет та же участь.
Визжа тормозами, «ламборджини» разворачивался у гаража. Вдруг с лужайки донесся истошный детский крик – к ним бежал самый младший из братьев Провенцо:
– Моя машинка! Не раздави мою машинку!
– Что за черт? – взвился Нико.
– Да игрушка у него тут, – подсказал Рэмбо.
Нико высунулся из окна и увидел, что игрушечный автомобильчик с дистанционным управлением чуть не попал под заднее колесо.
– Забери отсюда свою игрушку, Дэйви. Нечего запускать машинки на проезжей дороге, братишка.
– Она по травке не ездит!
– А здесь ее кто-нибудь раздавит, – сказал Нико. Он пошарил в кармане, вытащил серебряный доллар, завалявшийся у него после поездки в Лас-Вегас, и щелчком подбросил его в воздух. Мальчишка ловко поймал монету. – Отойди с дороги, Дэйви-бой. Здесь недолго под колеса попасть.
Дэйви попятился, и Нико выехал за ворота. Он что было сил надавил на акселератор и с ужасом почувствовал, что у него щиплет глаза. В последний раз он плакал, когда ему было столько же лет, сколько сейчас Дэйви. Покосившись на Рэмбо, он сморгнул предательскую влагу.