Велиная княгиня. Анна Романовна
Шрифт:
– Я еду на Русь во благо царевне и великому князю.
– Как это разуметь?
– Всё просто. Моя забота та же, что и у тебя в Византии была. Тебе не повезло, возвращаешься ни с чем. Я попытаюсь добиться того, чего великий князь желает. Анна будет на Руси великой княгиней. Вот и всё.
Воевода Посвист готов был благодарить Сфенкела за такую откровенность, но сдержался. Не представлял он себе, как может «торговый человек» сделать то, что им, послам, не удалось, однако не промолчал:
– Как нужда в помощи будет, положись на меня.
– Он протянул спафарию руку: -
– Спасибо. Я расскажу об этом Анне. Побратимы завершили сговор крепким рукопожатием.
– Царевна Анна достойна того, чтобы за неё порадеть.
Сфенкел и Посвист пустили своих коней рысью, горя нетерпением взяться за благое дело. Было похоже, что неведомыми путями их нетерпение передавалось царевне Анне.
Проводив Сфенкела, Анна и сама пребывала в великом напряжении. Она торопила время, считала дни, недели до возвращения своего сподвижника из далекого путешествия. Она верила, что с его приездом придет конец ожиданиям, когда она наконец обретет новую отчизну. Возвышенный порыв в её душе не угасал и уже к весне преобразился в нечто новое, заставил её не только маяться в размышлениях, но и действовать.
Всё началось со сна, который пришел к ней в конце марта, накануне Благовещения Пресвятой Богородицы. Ей приснился яркий солнечный день, и высоко в небе она увидела бесконечное множество белых лебедей. Они летели с полночи на полдень косяками, а впереди них летела белокрылая ладья и на носу её, как показалось Анне, стоял князь россов Владимир. На нем был золотой шлем, золотые латы, а в руках он держал сверкающий под лучами солнца меч, направленный будто бы в её грудь. Анна закрыла руками лицо и в страхе прокричала: «Господи, помилуй!» - с тем и проснулась. На лице её выступил пот, она дрожала. Сонмище птиц и ладья всё ещё стояли перед её глазами. Но пришло облегчение: это всего лишь сон. Однако, вспомнив, что сегодня ночь накануне Благовещения Пресвятой Богородицы, она подумала, что сон вещий.
До рассвета Анна так и не уснула больше, а когда появилась Гликерия, рассказала ей свой сон и закончила восклицанием:
– Сладкая, он вещает нечто грозное! Иди и позови толкователя снов Хрисанфа.
Гликерия пыталась успокоить Анну, налила ей медового напитка, заставила выпить:
– Сейчас все твои страхи улетят. И поверь мне, что это благой сон и не во вред тебе.
– Нет-нет, я прошу тебя сходить за толкователем Хрисанфом. Я должна знать, что он вещает.
Гликерия не могла отказать Анне и отправилась за ученым придворным старцем Хрисанфом.
Он жил в большом дворце близ императора. Его услугами пользовались все придворные вельможи, их жены и даже сам император. На зов царевны Анны он пришел довольно скоро. Убеленный сединами, подслеповатый, усохший старец был ласков и с теплотой в голосе произнес:
– Ну, поведай, внученька, что тебе Господь Бог ноне навеял. Да помни: что бы ни приснилось сегодня - всё во благо.
Анна пересказала свой сон и с мольбой в голосе попросила:
– Дедушка, посоветуй, что мне делать? Толкователь снов Хрисанф не был бы таковым, если бы не обладал даром ясновидения. Зная всю подноготную жизни Анны, он твердо уверовал,
– Царевна Анна, Божья благодать, перед лицом грозного василевса скажу одно: тебе надо ехать на Русь. За тобою прилетала судьба, и был в руках великого князя не меч, а державная булава, указующая на избранницу судьбы.
– Спасибо, богоравный Хрисанф. Я внимаю твоему совету и иду к Багрянородному брату. Я добьюсь того, что вещает мне сон.
– Мы пойдем вместе, Анна-благодать, - как о твердо решенном сказал Хрисанф.
– Я благодарю тебя, благородный Хрисанф. Однако если Багрянородный брат не примет мой вещий сон за повеление проводить меня на Русь, я найму купеческую скидию и уплыву на ней.
Но тут вмешалась Гликерия:
– Ваша светлость, послушайте, что я скажу. Божественного во Влахерне нет. Он вместе с царем Константином уехал в Адрианополь. Будет лишь через неделю. И второе, матушка-царевна, более важное. Я верю толкователю снов Хрисанфу, но тебе надо дождаться возвращения Сфенкела. Нам нужно только надеяться, что толкование сна и истина жизни сольются воедино.
– Сладкая, я тобой недовольна. Какие бы вести ни привез Сфенкел, это уже не имеет значения.
Гликерия почувствовала в груди страх: Анна отчаянно шла к своей цели, и сейчас её не остановишь. А это следовало сделать как угодно до возвращения Сфенкела.
– Не сердитесь на меня, ваша светлость. Я лишь хочу сказать, что Сфенкел дал слово вернуться в марте и сдержит его. Он прибудет во Влахерн раньше, чем вернется Багрянородный.
– Хорошо, я наберусь терпения на неделю. Но бойся моего гнева, если ошибешься.
– Да, ваша светлость, я готова понести наказание.
– Вот и славно. А теперь постарайся приготовиться в дальний путь. И найди Тарса. Я хочу его видеть, и он поедет с нами.
– Я исполню вашу волю, - ответила Гликерия с поклоном.
– Позвольте мне проводить Хрисанфа в его покои.
– Я кланяюсь тебе, благородный Хрисанф. Мы с тобой ещё увидимся у императора, - сказала Анна и поклонилась старцу.
Уводя Хрисанфа из покоев царевны, Гликерия молила Бога только о том, чтобы в течение недели вернулся Сфенкел. Знала она то, о чем пока не могла поведать Анне. Побывав три дня назад у отца; она услышала от него привезенные из Руси паломниками вести, испугавшие и насторожившие её. Великий князь Владимир почти всю зиму собирал большое войско и готовил тысячи судов, чтобы по весне идти на кого-то войной. Отец так и сказал:
– Сдается мне, доченька, что Владимир двинет свою рать на Царьград. Дюже сердит он на василевса.
Гликерии было трудно носить эту тайну, тем более что она видела, как мается её любимая воспитанница.
Анне и впрямь казалось, что она не переживет эту неделю, что у неё лопнет сердце. Стараясь как-то убить время, она каждый день отправлялась с Гликерией в бухту Золотой Рог, встречала там купеческие суда, всё ждала, что на каком-нибудь из них вернется Сфенкел. Возвращаясь из бухты, она уходила в библиотеку и, взяв с полки фолиант по истории Руси, перечитывала его.