Вельяминовы. Начало пути. Книга 1
Шрифт:
Пролог
Флоренция, август 1570 года
Аллесандро Аллори прикоснулся кистью к холсту и замер на мгновение — прекрасное лицо Изабеллы Медичи оживало на глазах.
Каштановые, с проблесками рыжего локоны были разделены пробором и убраны в отделанную жемчугом золотую сетку. Карие глаза глядели прямо и дерзко, на высокой, белоснежной шее поблескивало алмазное ожерелье. Дочь Козимо Медичи, великого герцога Тосканского и жена кондотьера Паоло Орсини стояла, выпрямившись, на пьедестале, что был возведен
— Ваша светлость, смотрите прямо на меня, — попросил Аллори. «Я приступаю к вашим глазам. Это самый сложное в портрете».
— Синьор Аллори, вы не возражаете, если Маддалена нам поиграет? — спросила Изабелла.
«Она написала несколько новых мадригалов, я бы хотела послушать».
— Конечно, ваша светлость, — чуть поклонился Аллори и вернулся к работе. Девушка с лютней, что сидела на низкой скамейке у ног Изабеллы, начала нежную, грустную мелодию.
Петр стоял, прислонившись к притолоке, и смотрел на Изабеллу. Он видел ее тонкий профиль, и унизанную перстнями руку на бархате платья — цвета жженого сахара.
Кремовое кружево выбивалось из манжеты, спускаясь волной на длинные пальцы.
— Как называется эта прекрасная музыка, синьорина Маддалена? — спросила женщина.
— «На его отъезд», — вздохнула музыкантша.
— Как печально, — рука Изабеллы смяла, скомкала складки юбки — и тут же отпустила.
Петя посмотрел на закрытую корзинку, что стояла рядом с ним и улыбнулся. Оттуда доносилось какое-то шуршание.
Изабелла нахмурила разлетающиеся к вискам брови и чуть повернула голову к двери. Петя наклонился и распахнул корзинку. Крохотная длинноухая собачка — рыжая с белым, бросилась к Изабелле и та подхватила щенка на руки.
— Боже, какая прелесть, синьор Пьетро, — Изабелла, смеясь, потерлась щекой о мягкую шерсть. «Спасибо вам!»
— Простите, синьор Аллори, синьорина Маддалена, — поклонился Петя. «Я просто хотел передать ее светлости подарок. Не смею вам более мешать».
— Вы слышали новый мадригал, синьор Пьетро? — спросила его женщина. «Мы все печалимся, что вы нас скоро покинете, даже муза Эвтерпа, в лице нашей талантливой синьорины Маддалены».
Петя взглянул на герцогиню:
— Как сказал синьор Петрарка: «Коль души влюблены, им нет пространств. Земные перемены, что значат им? Они, как ветр вольны».
— Они, как ветр, вольны, — тихо повторила Изабелла. «Вы прекрасно читаете стихи, синьор Пьетро. Но не забудьте, вы еще должны прийти на прием в честь моего дня рождения! Иначе флорентийские дамы мне не простят».
— Непременно, ваша светлость, — Воронцов еще раз поклонился герцогине и, счастливо насвистывая, спустился вниз, на площадь, к церкви Санто-Спирито.
Зайдя внутрь, он перекрестился, и, преклонив колена, посмотрел на фреску Филиппино Липпи. Когда он впервые увидел эту Мадонну, Воронцов даже испугался — так она напоминала ему Марфу. Волосы были светлее, но кошачьи, томные глаза и легкая улыбка на тонких губах были такими же,
— Синьор Пьетро! — услышал он сзади знакомый голос. «Не знал, что англичане молятся в католических церквях, думал у вас все там реформаторы».
— Случается иногда, — улыбнулся Петя. «Я как раз шел к вам, синьор Доменико, хотелось бы перед отъездом еще раз просмотреть контракты, ну и в мастерские вы меня обещали сводить».
— Сначала обед, — Доменико Спини, богатейший торговец тканями во Флоренции, потер руки.
«Я знаю, вы навещали синьора Аллори, — картины у него прекрасные, но вряд ли он вас угостил чем-то».
Они вышли на площадь Святой Троицы, к огромному, похожему на замок, Палаццо Спини.
— Пьетро, — сказал синьор Спини, наливая ему вина, — вы уж позвольте мне вас так называть — я же вам в отцы гожусь.
Воронцов улыбнулся и, отпив, заметил: «Отменное у вас вино, синьор Спини».
— Доменико, — замахал тот ложкой. «Пожалуйста. Это с моих виноградников здесь, неподалеку, я распоряжусь, чтобы вам на постоялый двор доставили несколько бутылок».
Спини на мгновение прервался, пробуя суп. «Отлично, как раз то, что надо».
Бульон с толченым миндалем и яйцами был так хорош, что Петя, не заметив, съел две тарелки. Когда принесли обжаренное мясо — истекающее кровью под ножом, мягкое, словно пух, он подумал, что стоит задержаться в Италии хотя бы ради того, чтобы так обедать.
Дома, в Лондоне, мистрис Доусон, готовила хоть и сытно, но однообразно, — когда на кухню допускалась Маша, становилось повеселее, но это бывало редко — кухарка не любила, когда кто-то еще распоряжался в ее владениях.
За фруктами и сырами Спини, внимательно посмотрев на Воронцова, сказал: «Если вы католик, то у меня есть к вам разговор».
Петя налил себе еще вина, и внимательно посмотрел в серые, хитрые глаза Спини. «Вам же уже за двадцать, — будто нехотя заметил тот, — не юноша».
Воронцов знал, куда клонит торговец — такие обеды у него уже случались в десятке городов.
— Доменико, — Петя чуть наклонился к нему. «Я вам сразу признаюсь, чтобы между нами не было, как говорится, недомолвок — жениться я пока не хочу. Так что не стоит мне никого сватать».
— Пятнадцать лет, хороша, как мадонна Липпи, и отличное приданое — Спини для своих дочерей денег не жалеют, — купец испытующе посмотрел на него.
Петя вздохнул и улыбнулся: «Давайте лучше, Доменико, вернемся к нашим контрактам».
— А что со страховыми выплатами? — Воронцов поднял голову от большого листа бумаги.
«Пока что Западное Средиземноморье, уж простите, — не самое безопасное место для плавания. Мне совсем не хочется терять деньги из-за оттоманских пиратов».
— Ходят слухи, что это долго не продлится, — Спини задумался и погрыз перо. «Священная Лига собирается в следующем году атаковать турок на море. Муж нашей герцогини, кондотьер Орсини, будет командовать частью галер».