Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
— Спасибо, ваша светлость брат, — дрожащим голосом сказала женщина.
Масамунэ подумал, сцепив смуглые пальцы, и велел охраннику: «Позовите Тео-сан».
— Я беру новую наложницу осенью, — коротко сказал даймё сестре, — Марико-сан. Пойдешь к ней в прислуги сейчас, и в няньки, — ну, - даймё тонко улыбнулся, — следующим летом.
Женщина ты аккуратная, за детьми ухаживать умеешь, все не зря будешь, хлеб есть.
Мияко обернулась. Высокая, стройная женщина с мерцающими зелеными глазами, в
— Как мой цветок сливы? — нежно спросил Масамунэ-сан.
— У нее сейчас урок музыки, а потом Марико-сан будет составлять букет из последних цветов лета, вдохновленный стихами вашей светлости, — вежливо ответила женщина.
Масамунэ-сан о чем-то задумался, глядя на террасу. «Стихи, да — вздохнул он и подумал:
«Хоть бы скорей Масато-сан вернулся из Нагасаки, а то совсем не с кем поговорить о поэзии».
— Так, — он обернулся, — это Мияко-сан, моя старшая сестра. Она будет прислуживать моему цветку сливы, — даймё улыбнулся, — так что покажи ей там все.
Он махнул рукой, и женщины скрылись за створками дверей.
— Принеси мне чернильницу и бумагу, — велел даймё слуге, — я хочу написать о том, что, даже ожидая осень, — мы можем хранить в сердце весну.
Отец Алессандро Валиньяно, глава миссии ордена иезуитов в Нагасаки, оглядел стоящего перед ним самурая с двумя мечами и вздохнул: «Масато-сан, я понимаю, что у вас родился сын, и что вы хотите его окрестить. Это все правильно и прекрасно, но уж больно вы далеко, на северо-востоке, я даже и не знаю, кто к вам поедет».
— Святой отец, — терпеливо, на неплохом испанском языке ответил мужчина, — у меня лодка.
Мой старший сын, Дайчи-сан, отлично управляется с парусом. Ветер хороший, через три-четыре дня мы уже будем в Сендае. И потом, — мужчина улыбнулся, — наш даймё, как и ваш, здешний, интересуется христианством, а из меня, — он развел руками, — богослов никакой.
— Вы не японец, — коротко заметил иезуит, рассматривая белокурые, чуть отливающие золотом волосы мужчины. Голубые глаза усмехнулись и самурай ответил: «Уильям Адамс, в общем, тоже, а он — советник его светлости Токугавы».
— Да, — отец Алессандро покрутил пальцами и взглянул на оживленную гавань у подножия холма, где стояло здание миссии.
— Токугава, — подумал священник, — вот придет он к власти через год, и что тогда? Это сейчас местный дайме, как крестился, так отдал нашему ордену монополию на торговлю из Нагасаки, а что потом будет? Придут голландцы, придут англичане, — Адамс же нашептывает в ухо Токугаве, что надо изгнать католиков из Японии, — и, прощай, прибыль. Вон уже, говорят этот Виллем де ла Марк опять сюда собрался, а Токугава его привечает.
Его святейшество будет доволен, если у ордена появится еще один порт
— Вам же нужен священник, который говорит по-японски, — отец Алессандро подумал и спросил у монаха: «А что отец Джованни? В семинарии, со студентами занимается?»
— Да, — прошелестел тот, — позвать его?
— Давайте, — приговорил иезуит. «И отца Франсуа тоже, ну, тот в церкви наверняка, найдете его там».
— Спасибо, — улыбнулся Масато-сан. «Все же исповедоваться хочется, у меня и жена христианка, и дочь, очень давно мы в церкви не были. Конечно, тут, у вас, на юге, легче, — он пожал плечами.
— Отправлю с вами двух опытных священников, — сказал ему отец Алессандро, — может быть, у вас там кто-то еще захочет крещение принять. Ну, посмотрим, — он благословил мужчину.
«Езжайте с Богом. А как вы в Японии оказались? — вдруг поинтересовался иезуит.
— Так получилось, — усмехнулся мужчина и, поклонившись, вышел.
Хосе вымыл руки в медном тазу, и посмотрел на японца, что стоял напротив трупа.
— Я, в общем, и сам могу вскрыть, — пробурчал юноша, — я все-таки врач, и умею это делать.
Он обвел глазами прохладную, выложенную камнем комнату, и добавил: «Так что вам не обязательно затрудняться».
— Что вы, сэнсей, — на хорошем португальском, испуганно, ответил японец, — наши врачи ни в коем случае не будут трогать труп, это же скверна. Для этого нас и берут в служители морга — мы же и так из касты неприкасаемых, называется «эта», нам можно.
— А вроде умные люди, — вздохнул Хосе. «Глаза — это одно, а пощупать пальцами, — совсем другое. И не называйте меня сэнсеем, я вас на сорок лет младше».
— Вы — врач, — коротко сказал эта и потянулся за ножом.
— А как переводится — «эта»? — внезапно спросил Хосе, наблюдая за ловкими руками пожилого человека.
— Грязная масса, — коротко сказал тот, и, раздвинув ребра трупа, добавил: «Зайдите с этой стороны, тут отлично ее видно».
Хосе взглянул на печень и задумчиво спросил: «Он пил?».
— Не больше, чем другие, — хмыкнул эта. «Я вскрывал тела португальских моряков, знаю, о чем вы. У нас этой болезни мало, не то, что у вас».
— Опухоль, — Хосе посмотрел на служителя и сказал: «Вот, что, любезный Акико-сан, я не японец, так что мне на все эти касты наплевать. Я врач, и вы врач, так что давайте без церемоний. Нож, будьте так добры.
Эта побледнел: «Как вы меня назвали?»
— Акико-сан, я слышал ваше имя, — Хосе вырезал опухоль, и, опустив ее на фарфоровую доску, поинтересовался: «А что, я неправильно произношу?»
— Дело не в этом, — служитель сглотнул, — нас просто запрещено так именовать, мы не господа, я же вам сказал, мы — грязная масса.