Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
«Мне туда, на мачту опять?»
— Да нет, — ласково ответил адмирал, — ты уж побудь со мной, а то, — хоть и в одной каюте живем, а я тебя днями не вижу, то ты на парусах, то в трюме возишься».
Уильям вдохнул такой знакомый запах, — соль, табак, пряности, — и на мгновение прижался щекой к рукаву белой рубашки отца.
— Вот, — сказал Масато-сан, — когда лошади поднимались на холм, — это замок его светлости.
Священники посмотрели на мощные, серые, каменные стены, на изогнутые крыши, и отец Франсуа уважительно пробормотал:
— Ну, — заметил отец Джованни, — вам, здесь, Масато-сан, видимо, воевать надо было…
— Надо было, святой отец, — улыбнулся самурай. Помахав рукой охранникам, он стал ждать, пока опустится мост.
— Мы, в общем, с его светлостью, всю провинцию с войсками прошли, тут, в Сендае, ничего не было вначале, — так, рыбацкое поселение, — а теперь, вы сами видели, — и город, и гавань, и европейские корабли к нам заходят, — ответил Масато-сан.
— А этот замок, — лошади въехали в огромные, деревянные ворота, — многие строили, и я в том числе».
Масато-сан спешился и велел сыну: «Ты беги, скажи матушке, пусть комнаты подготовит для гостей наших, а мы пойдем, представимся его светлости даймё».
Дайчи-сан поклонился, исчезая за резными дверями, и Джованни, проводив его взглядом, сказал: «Хороший у вас сын, Масато-сан».
Тот чуть улыбнулся: «Я ведь его тринадцать лет не видел, святой отец, думал, что нет их в живых — ни жены, ни мальчика моего, а вот, видите, как получилось, — мужчина перекрестился, — Господь мне их вернул, и еще одним ребенком наградил. А вам спасибо, отцу всегда приятно, когда детей его хвалят».
— Ну, — Масато-сан взглянул на низкое, послеполуденное солнце, — его светлость, верно, в саду сейчас, там и поговорим.
Дайчи отодвинул перегородку и, увидев незнакомую женщину, — низенькую, полную, в простом кимоно, — что играла с Сейджи, — требовательно спросил: «А где Тео-сан?»
Женщина низко поклонилась: «С Марико-сан, там пришел наставник ее по каллиграфии, он ведь мужчина, нельзя, чтобы он с Марико-сан наедине оставался».
Дайчи поднял брата на руки, и, чуть подбросив его, рассмеялся: «Ты еще растолстел, Сейджи. Ну, ничего, мы для твоего крещения священников привезли, скоро у нас Эстебаном станешь».
Ребенок залился утробным смехом, и дернул старшего брата за волосы. «Меч!» — сказал Сейджи, хлопая зелеными глазами, — «меч!».
— У тебя тоже такой будет, — пообещал Дайчи, и, сажая ребенка обратно на татами, спросил:
«А вы нянька новая, что ли?».
— Я Мияко-сан, — тихо ответила женщина, — старшая сестра его светлости даймё.
— Простите, пожалуйста, — потрясенно пробормотал юноша, — извините меня, Мияко-сан, я не думал… Я очень виноват, очень… — он склонил русоволосую голову.
— Ну что вы, — испугалась женщина, — все в порядке. Я пойду, матушку вашу позову, посижу вместо нее на уроке.
— Да он и закончился
— Привезли, конечно, — ответил Дайчи, и, увидев мать, добавил: «Отец просил комнаты для священников приготовить»
— Я помогу вам, Тео-сан, — поднялась Мияко.
Марико ловко села на татами, и пощекотав Сейджи, потребовала: «Рассказывай! Как тебе в Нагасаки, понравилось?»
— Очень, — горячо ответил брат. «Настоящий город, большой, не то, что наша деревня, — он презрительно махнул рукой. «Мы с отцом в церковь ходили, наконец-то! А священников двое приехало — отец Джованни и отец Франсуа, они оба на японском языке говорят. И еще воспитанник отца Джованни, Хосе, ему двадцать один год, а он уже врач, представляешь!»
Марико раскрыла рот.
— Вот, — добавил Дайчи, — а ты собираешься, стать этим цветком сливы, тьфу! — юноша презрительно искривил рот. «В мире столько всего интересного, а ты будешь тут сидеть, и даже за стены замка выйти не сможешь. Тебе же пятнадцать лет только, Марико, зачем это тебе!»
Девушка взяла Сейджи на колени, и, поцеловав светлые кудри на затылке, грустно ответила:
«А что еще делать? Мужчинам хорошо, им все можно, а меня замуж никто не возьмет. Ни там, — она махнула рукой на восток, — ни здесь. А так, — Марико пожала плечами, — хоть буду жить спокойно. Не в ойран же мне идти, или в монастырь».
— Еще чего не хватало, — пробормотал брат. «И все равно — ты же не любишь его светлость»
— Не люблю, — согласилась Марико. «А тут никто никого не любит, вон, — она показала на дверь, — Мияко-сан своего мужа покойного, — девушка перекрестилась, — в первый раз на свадьбе увидела. Однако больше двадцати лет с ним прожила».
— Что тут никто никого не любит, — это неправда, — спокойно ответил Дайчи, — я собираюсь жениться только по любви.
— Да тебе придется на какой-нибудь уродине жениться, братик, — вздохнула Марико, — хорошая девушка за такого, как ты, не пойдет.
— Мне это неважно, — спокойно ответил Дайчи, — как она будет выглядеть. Главное, чтобы мы с ней любили друг друга. Его светлость тоже тебя не любит, не надейся.
Марико покраснела. «Он мне подарки присылает, кимоно…»
— Да ты для него вон, — брат показал в угол, где Сейджи возился с вырезанными из дерева фигурками животных, — новая игрушка, и все.
Ребенок размахнулся, и, смеясь, швырнул в угол ярко расписанного красками петуха. Дайчи встал, чтобы его поднять, и, обернувшись, добавил: «Видела, что с игрушками делают? Вот и подумай, что с тобой дальше будет».
Марико молчала, опустив изящную, убранную заколками с жемчугом, голову.
На террасе пили чай.
Джованни вдохнул аромат, поднимающийся от простой, серой, с рисунками камыша, чашки, и сказал даймё: «В Европе этот напиток пока мало, известен, но за ним — будущее».