Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
— Вы плачете, — вдруг, подняв голову, сказала Мияко, и тут же спохватилась: «Простите, пожалуйста».
— Это ничего, — вздохнул Джованни. «Тео-сан мне рассказала, что умер ее отчим, давно, почти двадцать лет назад. Он был моим лучшим другом. И брат его умер тоже. Я молился за их души».
Мияко взглянула на него большими, темными глазами и вдруг сказала: «Давайте я тоже помолюсь, — чтобы вам стало легче».
— Спасибо, — ответил Джованни, и, заставив себя больше не смотреть на нее — вышел из комнаты.
Джованни посмотрел на лодку, что, наклонившись, скользила
Мужчина пожал плечами, и крикнул охранникам, что практиковались в стрельбе из лука:
«Так, сейчас отходим еще на двадцать шагов, и каждый делает еще пять выстрелов!»
— Простите, — он повернулся к священнику. «Мы ведь с его светлостью даймё больше десяти лет вместе, отец Джованни, и я ему еще в начале сказал, что веры своей не оставлю.
Масамунэ-сан меня от казни спас, давно еще, в Эдо, когда я карманником был, — Масато чуть улыбнулся. «И потом, когда мы воевали…, - мужчина не закончил и махнул рукой. «На Москву, понятное дело, я уже не вернусь, будем здесь доживать».
— Но ведь мать Тео-сан жива, ну, была, — мягко сказал Джованни. «Братья, сестры, опять же и дочь ее пропала — сидя здесь, Масато-сан, вы ее не найдете. Езжайте в Лондон».
Тот только вздохнул, поправил мечи и коротко сказал: «Сейчас закончу с охранниками и пойду с его светлостью фехтованием заниматься. А Лондон, — Масато обернулся, — да как добраться туда? И не хочется тут все бросать, ведь, сколько труда вложено».
— Так и будет смотреть, как дочкой вашей натешатся, а потом выбросят ее? — жестко спросил Джованни. «Для того ли ваша жена ее грудью кормила, для того ли отец Марты свою жизнь отдал, а? Он ведь вашего сына защищал, Масато-сан, а кто ему мальчик был? Уж если говорить о праведниках, — так вот он, чего еще искать? А вы его дочь, как игрушку, своему господину дарите».
Мужчина коротко ответил: «Вы не понимаете, я обязан. Мне так велит долг». Он поклонился, и пошел к мишеням, а Джованни раздраженно пробормотал: «Вот же упрямец!»
Хосе помахал ему рукой из лодки, и крикнул: «Дайчи меня хвалит, говорит, что я способный».
Джованни улыбнулся и подумал: «Да, кто же знал, что Марта выйдет замуж за де ла Марка.
Ну, будем надеяться, он жив еще, доберусь до Лондона, передам ему тот донос. Хорошо, что я почерка умею подделывать, в архиве, в Гоа копия осталась, а оригинал — у меня».
Он посмотрел на высокие горы, что закрывали горизонт, на еще зеленый, сочный луг, и вздохнул: «Хорошо, конечно, тут, если бы не Хосе, можно и остаться было. Но нет, мальчик должен встретиться с родней. Тео же говорила, что донья Эстер дочку родила Ворону, эта Мирьям тоже там живет». Священник почувствовал, что улыбается: «А ведь я знал, что она своего добьется, донья Эстер, она еще в роще, там, под Лимой на сэра Стивена этак смотрела. Тоже умерла, бедняжка, упокой, Господь ее душу».
Юноши вытащили лодку на каменистый берег, и Джованни увидел, как Дайчи кому-то
— Тео-сан, — он обернулся.
Джованни все никак не мог привыкнуть к тому, что эта высокая женщина — та самая девочка, что читала ему стихи на мосту через Арно.
Сейджи, что сидел в перевязи, протянул пухлую ручонку и сказал: «Крест!»
— Молодец, — улыбнулся священник и благословил мальчика.
Тео рассмеялась: «Хорошо, что Масато-сан в замок возвращался, а то бы нас с Мияко-сан никогда бы оттуда одних не выпустили. А погулять хочется, тут хорошо так, свежестью пахнет, сейчас у нас маленький по воде пошлепает».
Джованни почувствовал, что краснеет. Она стояла сзади, не поднимая глаз, в совсем простом кимоно, сложив белые, маленькие, с ямочками руки.
Он, наконец, нашел в себе смелость заговорить, и откашлялся: «Отец Франсуа мне говорил, что вы можете с переводами помочь, Мияко-сан?».
Красивая голова опустилась еще ниже, и она, чуть кивнув, ответила: «Постараюсь, сэнсей».
— Ну, давайте, пока Тео-сан с маленьким возится, пройдемся немного, я вам расскажу, что мы уже сделали, и отрывки почитаю, я многое наизусть помню, — предложил Джованни. «Вы только поправляйте, если что неправильно, а уж потом мы с вами за рукописи засядем, хорошо?».
— Конечно, — Мияко, наконец, подняла ресницы, — пышные, длинные, и Джованни подумал: «У Марии были такие глаза — как самая черная ночь, с мерцающими звездами».
— Вы идите, — сказала Тео, чуть улыбаясь вишневыми губами, держа Сейджи за руки — тот рвался к воде. «Идите, мы тут сами справимся».
— А вы сейчас куда? — обернулась она к юношам.
— Я отца Франсуа в город поведу, Хосе сказал, что там есть люди, которые хотят проповедь услышать, — ответил Дайчи.
— И много, да, — улыбнулся Хосе. «А мне, Тео — сан, ваша дочка обещала показать целебные травы, что она выращивает».
— Да, — Тео улыбнулась, — у Марико такие руки, что стоит ей земли коснуться, так даже пустыня расцветает. Ну, или слово она какое-то знает, — женщина посмотрела на Сейджи и тот засмеялся: «Слово! Слово!»
— Ну, хоть говорить, немного стал, — вздохнула Тео.
— Да рано еще, Тео-сан, — уверил ее Хосе, — мальчики позже начинают.
— То-то мне ваш батюшка приемный рассказывал, что вы в три года Псалмы наизусть знали, в семь — на латыни сочинения писали, а в четырнадцать лет вас до занятий в университете допустили, по ходатайству Его Святейшества и личному разрешению ректора, — кисло заметила Тео.
Дайчи стоял, открыв рот.
— Зато я под парусом не умею ходить, — расхохотался Хосе, и, присев, пощекотав Сейджи, велел ему: «А ты не торопись, когда захочешь, тогда и говори, ладно?».
Ребенок кивнул головой и весело ответил: «Да!»
Марико стояла посреди маленького, ухоженного садика у крепостной стены замка. «Жалко будет с вами расставаться, — вздохнула она, глядя на растения. «С женской половины меня уже не выпустят, матушка, конечно, будет вас поливать, но я о вас скучать буду. Там тоже цветы есть, но они все важные, как придворные дамы, а вы у меня простые».