Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
— Ну вот, — заключил Пожарский, — может, оно и к лучшему — что так все сложилось, Кузьма Семенович.
— Марья, не вертись! — сказал Степа строго, пристроив на колено лист бумаги. «Сиди ровно!»
— Скучно же, — пожаловалась девочка, возя по крыльцу какой-то палочкой.
— Вот читать научишься, — Степа стал прорисовывать простой, синий сарафан, — и сразу веселее станет. Как закончу, пойдем, первую кафизму Псалтыря у тебя спрошу, и за вторую уже садиться надо. Ты бойкая, вон, азбуку как быстро выучила. Ну да ты поешь
Марья вдруг выронила палочку. Она изумленно проговорила: «Степа! Смотри! Батюшка от земской избы идет, и матушка с ним. Они разговаривают!»
Степан отложил бумагу и вдруг, закричав: «Матушка! Милая! — со всех ног рванулся через кремлевский двор. Марья побежала вслед за ним.
— Матушка! — Степа влетел в ее объятья — от матери пахло лесом, травами и еще чем-то, — спокойным, сладким, как в детстве, когда она крестила детей на ночь и подкладывала под щеку Степы свою ладонь. Он так и засыпал — уткнувшись в нее губами, чуть причмокивая.
— Матушка! — Марья обнимала ее, и Лиза, присев, смеясь, захватив руками обеих детей, сказала сквозь слезы: «Все хорошо, милые мои, все хорошо. Господи, да как вы выросли!
Марьюшка, надо тебе будет сарафанов пошить, вон, этот уже и короткий».
— Да я сама могу, — Марья нежилась под рукой матери. «Я все умею, матушка — и шить, и готовить тако же».
— Умеешь, — Лиза пощекотала ее и подумала: «Господи, я ж ее совсем дитятей помню, молоком еще от нее пахло, а тут — и девочка уже. На меня похожа, как Степушка — оба роста небольшого будут».
— Только все равно, — сказала Лиза вслух, — я же мама твоя, мне только в радость за вами ухаживать, детки мои милые. Ну, пойдемте, — она обернулась к Федору, — а батюшка из возка птицы принесет, уже и готовить надо начинать, а то у нас гости сегодня. А мы потом, — она погладила детей по головам, — на базар сходим, и по дороге к Пете на стрельбище заглянем, и к Илюше — в бани.
— Принесу, — тихо сказал Федор, чуть касаясь руки жены. «Сейчас все принесу, милые мои, вы идите».
Он проводил глазами стройную спину жены, головы детей, и, взойдя на паперть Михайло-Архангельского собора, вдохнув запах воска и ладана — зашел в полутемную, прохладную церковь.
Она висела в боковом притворе — закрытая серебряным, изукрашенным каменьям окладом.
Федор зажег свечу, и, встав на колени, глядя на тонкое лицо жены, с опущенными долу, большими глазами, шепнул: «Спасибо тебе. Убереги нас от всякой беды, Владычица, прошу тебя. Чтобы дети наши не знали ни горя, ни невзгод».
Петя услышал из-за перегородки ласковый голос матери:
— Котик-котик, коток, котик, серенький хвосток, — Приди, котик, ночевать, нашу Марьюшку качать, — и улыбнувшись, сказал Элияху: «Господи, ну неужели — бывает такое?»
Юноша потянулся и, закинув руки за голову, ответил: «У нас история есть, про человека, который заснул на семьдесят лет,
Петя отложил кинжал, который он чистил, и, полюбовавшись головой рыси, усмехнулся: «Ну, нет, мы теперь матушку никуда не отпустим. Сам же знаешь, — дороже матери никого на свете нет. А пани Мирьям, ну, мама твоя — хорошая?»
— Строгая, — Элияху рассмеялся. «Ну конечно, нас одиннадцать мальчиков в семье, сестра — то моя старшая, Элишева, — уже замуж вышла, наверное, и дети у нее есть. Так что у моей мамы — не побалуешь. А отец у меня очень добрый, — Элияху нежно улыбнулся, — ну да он человек мягкий, все нам позволяет».
— Домой хочешь, — утвердительно сказал Петя, глядя на него.
— Хочу, — признался Элияху. «Да только я с вами на Москву пойду, с ополчением, лекарем — отец твой разрешил. А Лизавета Петровна с младшими пусть тут остается, тут безопасно.
Говорил ты с ней, ну, о Марье своей? — юноша испытующе посмотрел на Петю.
— Да все хочу, — Петя замялся.
— Ну вот и поговори, — Элияху перегнулся через стол и подтолкнул его. «Это же мама, она поймет. Моя поняла бы».
— И вправду, как похожи, — подумала Лиза, стоя у косяка двери. «Глаза у них обоих, как у пани Мирьям, и высокие какие. Господи, коли увижу ее — на колени встану, спасибо скажу, ведь они мальчика своего, кровь и плоть свою, сюда отправили. Да и кто мы им были — нищенка безумная с ребенком. Храни их Господь, праведников, — Лиза перекрестилась, и, улыбнувшись, позвала: «Мальчики, поесть больше ничего не хотите?»
— Лизавета Петровна, — раздался умоляющий голос Элияху, — и так не знаю, как завтра до бань дойду, после этих пирогов.
— А ты бы спать ложился, Илюша, — нежно сказала женщина, — тебе ж на рассвете вставать. Я тебе на кухне оставила перекусить, а обедать домой приходи. Как ты у нас постишься все время, — Лиза мимолетно рассмеялась, — я завтра щуку тебе сделаю, по вашему, меня мама твоя еще в Несвиже научила.
— А чего это только ему щуку? — обиженно спросил Петя и Лиза согласилась: «Ну, и всем тоже. Петруша, сыночек, ты выдь на крыльцо, на минутку, дело у меня до тебя есть».
Элияху, зевая, подтолкнул его и шепотом велел: «Вот и скажи сейчас, не бойся».
Над Кремлем висели крупные, яркие звезды, с реки дуло свежим ветром, на Почайне квакали лягушки и Петя подумал, взяв маленькую руку матери:
— А батюшка все равно — хоша и поздно, но к оружейникам пошел. Ну да, они орудия с ядрами лить начали, там присмотр нужен. Надо будет, как снег ляжет, крепость построить, чтобы дружинников учить. Ну да Степка мне поможет. Господи, ну как ей сказать-то?
— А что это ты краснеешь, сыночек? — услышал он лукавый голос матери, и, озлившись на себя — начал говорить.