Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– Тебе такое еще рано трогать, – он щелкнул Полину по носу, – но тетя отлично писала… – Полина тоже собиралась стать журналистом:
– Но я не хочу освещать показы мод и балы, – думала она, – я, как тетя, поеду туда, где полыхают революции и войны… – в руку ей легло что-то круглое:
– Пожуй, – шепнула ей тетя Марта, – ты проголодалась, с ранним подъемом, с рыбалкой… – Полина кинула в рот леденец. Рядом с тетей ей всегда было спокойно:
– Словно рядом с мамой, – подумала девочка, – но тетя замужем за дядей Максимом, им с папой никак не пожениться… –
– Спасибо, тетя. Вы получили наши подарки… – зеленые глаза смешливо взглянули на нее:
– Получили, но не распаковывали, разумеется. Я вернусь, и мальчишки узнают, что лежит в ваших пакетах… – Полина, немного, пожалела, что не проводит Рождество в городе:
– То есть в Балморале тоже весело, но у тети Марты лучше топят… – она поймала себя на улыбке, – и разрешают, ради праздника, лечь позже полуночи. У мальчиков в игровой комнате стоит настоящая рулетка и телевизор… – в городском особняке герцога телевизор смотрели только охранники и слуги:
– Считается, что передачи не подходят леди, – хмыкнула Полина, – мне позволяют слушать только радио, и то не все программы… – ее лучшая подружка в школе, Луиза Бромли, всегда интересовалась, кто из мальчиков тети Марты нравится Полине. Слыша разговоры девочек, Лаура ди Амальфи фыркала:
– Вы дети… – говорила кузина, с высоты тринадцати лет, – нашли, о чем рассуждать… – Луиза по секрету призналась Полине, что ей по душе сын мистера Берри, Самюэль:
– Это просто потому, что она в Плимуте проводит каникулы, – решила девочка, – я помню, мама читала французскую книжку, «Здравствуй, грусть». Я спросила, о чем роман. Мама ответила, что о летних приключениях. Я тоже могу писать книги, как тетя Антония, – пришло в голову Полине, – и тоже под псевдонимом. Например, Поль Френч, это хорошо запоминается… – из мальчиков тети Марты, ей, немного, нравился только Максим:
– Он похож на отца, то есть дядю Волка, – поняла Полина, – он вежливый, предупредительный, он встает, когда я поднимаюсь… Остальные всегда валяются на диванах. Они даже бровью не поведут, когда девочка заходит в комнату. Густи теперь живет одна. Бандиты, как их зовет Теодор-Генрих, совсем распоясались. Но подарки, они, все равно, получат, Рождество и есть Рождество… – подарки увозили и близнецы Кардозо, отправляющиеся на континент и в Израиль:
– Маленький Джон переписывается с Фридой, – вспомнила Полина, – они оба знают арабский язык. Теперь он хочет выучить иврит… – брат занимался и русским. Полина нашла глазами прямую спину отца, в старой, провощенной куртке:
– Папа побрился, и надел костюм, но, все равно, от него пахнет гарью и свежей водой… – они вернулись в замок с плетеной сеткой рыбы и тремя куропатками. Запах костра всегда напоминал Полине о предрассветных рыбалках, в Банбери, о звоне комаров над покрытой росой травой, о печеной, пачкающей пальцы картошке. Отец рассказывал им о военных временах:
– Но сейчас войны нигде нет, – успокоила себя девочка, – папа едет по делам, это безопасно… – она поморгала темными, длинными ресницами:
– Последнее благословение… –
– Хорошо, что я с ними лечу в Стокгольм, – подумала она, – правильно Волк говорит, береженого Бог бережет. Шведы обеспечивают безопасную квартиру, но мне там появляться не след. Остановлюсь у фрау Кампе, подружка и подружка…
Двери церкви распахнули, в рыжих, кудрявых волосах Полины заиграл солнечный зайчик. Девочка подняла на Марту прозрачно-голубые, отцовские глаза:
– Вы к Рождеству вернетесь… – робко спросила Полина, – а папа когда приедет… – Марта поправила шарф, на шее девочки:
– Чуть позже. Но обещаю, что очень скоро… – герцог остановился на пороге церкви. Солнце освещало маленькое кладбище, с покосившимися памятниками, серого гранита. Башни Балморала возвышались на той стороне быстрой реки, с перекинутым через поток каменным мостом. Ива склонялась к воде, в ярком небе метались птицы:
– И ивы, и трава, и сена сладкий дух, – пробормотал Джон, – простор лугов, и облака, как пух… – сын, сзади, одобрительно, закончил:
– Щебечет дрозд, все выше и все шире, поют все птицы в нашем Оксфордшире… Только мистер Томас писал об Англии, папа, а это Шотландия… – Джон привлек к себе подростка:
– Так даже лучше. Не зря наш предок сидел в здешних краях, на стене Адриана. Держи, милый… – Маленький Джон ощутил в ладони что-то острое:
– Папа, – изумленно сказал мальчик, – ты его никогда не снимаешь… – медная, тусклая оправа переливалась, цепочка обвила его пальцы:
– Теперь снял… – отец потрепал его по коротко стриженым волосам, – считай, что реликвия у тебя на ответственном хранении, граф Хантингтон… – Джон хотел прибавить:
– Позаботься о Полине, если что… – он оборвал себя:
– Мальчику тринадцать лет, он и так все поймет. Он и Полина крестники королевы, ее величество не оставит детей заботой. Да и не случится ничего, мы съездим в Россию и вернемся домой, с Валленбергом… – дочка подскочила к ним:
– Папа, Маленький Джон, на ланч обещали пудинг, с зимними грушами и ванилью… – Джон расхохотался:
– И нашего лосося, не забывай. Пойдемте, милые, – он обнял детей, – не стоит задерживать ее величество… – брат с сестрой побежали вперед, он услышал тихий голос Марты:
– Джон, все будет хорошо. Не волнуйся, если что, то я, то есть мы с Волком… – герцог коснулся тонкой руки, в замшевой перчатке:
– Я знаю, да. Спасибо, Марта… – он взглянул на белокурую голову кузена:
– Она уверена, что Волк вернется домой. Хотел бы я, чтобы и меня так ждали, как в том русском стихотворении… – справившись с тоскливой болью внутри, герцог пошел к замку.
Лервик
На серой гальке берега догорал обугленный плавник. Голубые языки пламени лизали черные ветви. Дерево трещало, шуршали слабые волны прибоя. В самолете из Балморала Марта переоделась в синие джинсы и потрепанную, непромокаемую куртку.