Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– Ты не болей, – озабоченно сказал мальчик, – а то я волнуюсь. Я тебе завтра сделаю тосты, с медом, как ты любишь. Не спускайся, я принесу тебе завтрак. Мед полезен, для горла… – Густи обняла брата:
– Он высокий, в папу и маму Лизу, но ему всего десять лет. У него еще не все зубы выпали. Он очень похож на папу, в детстве. Дядя Джон показывал нам фотографии. Он держит папин кортик на стене, и собирается взять его в космос. Ему я нужна, и всегда буду нужна… – собрав вокруг них плед, Стивен пробормотал:
– Хорошо, тепло. Расскажи
Бронзовые волосы невысокой женщины, на портрете, развевал ветер. Прислонившись к скале, засунув руки в карманы холщовой куртки, она вглядывалась в серую гладь моря.
Мигал зеленый огонек радиолы, силуэты на картинах тонули в сумраке, поблескивала золотая табличка на рукояти изящного пистолета: «Semper Fidelis Ad Semper Eadem». На потрескавшемся лаке ящичков китайского комода изгибались алые драконы. Ярлычки отпечатали на машинке: «Париж, Мон-Сен-Мартен, Нью-Йорк, Израиль».
Мягкий, фортепианный проигрыш стих, вступил диктор:
– В Лондоне час ночи. Вы прослушали рождественский подарок, от программы классической музыки. Дебюсси, «Лунный свет», в исполнении маэстро Генрика Авербаха…
Бледный месяц повис над мраморным фонтаном, над покрытой изморозью травой сада, над подстриженными кустами сирени и шиповника.
На письменном столе горела мозаичная лампа, от Тиффани, шуршали бумаги. Марта подняла голову:
– Шел бы ты спать, милый, – ласково сказала она среднему сыну, – каникулы каникулами, но не след становиться полуночником… – Максим повертел пистолет:
– Ты брала оружие на континент… – он вскинул голубые, яркие глаза:
– Москвы здесь нет, – мальчик указал на комод, – и нет бабушки с дедушкой, то есть их острова… – Марта отложила табели мальчиков:
– Теодор-Генрих отличник, Питер тоже… – она скрыла улыбку, – Ворон преуспевает в том, в чем хочет, а Максим пошел в отца… – в характеристике говорилось об упрямстве сына:
– Мистер Волков умеет добиваться своего, обладает отличными организаторскими способностями, пользуется уважением товарищей по школе… – читала Марта ровный почерк учителя, – однако его стремление к достижению справедливости часто превосходит прилежание в учебе… – Марта усмехнулась:
– Волк, только маленький. Впрочем, уже большой, он меня перерос… – поднявшись, она забрала у сына пистолет:
– Брала, но больше ради спокойствия. Москва была здесь, – она кивнула на комод, – до переворота, что называется, а остров… – женщина помолчала, – ты знаешь, что, по соображениям безопасности, я не имею права держать такую корреспонденцию в особняке… – подросток забросил руки за голову:
– Я бы не смог так жить… – серьезно сказал мальчик, – как бабушка, как ты. Не смог бы притворяться, играть. Папа воевал, это гораздо легче… – Марта взъерошила белокурые, коротко стриженые волосы сына:
– Тебе и не придется, милый. Все это… – она повела рукой в сторону
– Коммунистическое издание, то есть комсомольское… – он хорошо знал немецкий язык, – зачем Теодору-Генриху комсомольская пресса… – после поездки в Америку они пытались назвать старшего брата в заокеанской манере:
– Он такой же ТиЭйч, как я китаец, – весело подумал Максим, – по нему сразу видно, что он граф фон Рабе. Из него никогда не выйдет американец… – в школе, правда, брат не настаивал на двойном имени:
– В конце концов, папу так звали, – соглашался мальчик, – Генрих, тоже хорошо… – о газете Максим решил пока не говорить:
– Если он захочет, он сам все объяснит. Это его личное дело. Хоть он мне и брат, но не след лезть туда, куда меня не звали… – сюда его тоже, в общем, не звали, но мальчик не мог смолчать.
Он вспомнил, как пил кофе с отцом, в кафе у станции Холборн:
– Папа поболтал с мистером Луиджи по-итальянски. Себе он взял эспрессо, а мне капуччино, и миндальную нугу. У мистера Луиджи хорошо готовят сладости, но у мамы, все равно, они вкуснее…
Зная, что отец уезжает, с дядей Джоном и дядей Меиром, подросток поинтересовался, вернется ли он к православному Рождеству. Волк отозвался:
– Нет, мой милый. Я отмечу праздник в другом месте. Но тебя, разумеется, ждут в соборе… – каждое воскресенье Максим занимался русским языком и Священным Писанием, с отцом Блумом. Два года назад православная община переехала в арендованное здание бывшей англиканской церкви, в Найтсбридже. Обычно по воскресеньям Максим ходил к службе с отцом:
– Потом мы пьем чай, с настоятелем, а домой я добираюсь один… – отец попросил его передать извинения, священнику. Максим, озабоченно, спросил:
– Но ты, надеюсь, вернешься к Пасхе… – Волк рассмеялся:
– Я раньше вернусь, сыночек, но связаться со мной никак не получится…
Ласковая рука матери гладила Максима по голове. Марта привлекла его к себе:
– Станешь адвокатом, мой милый, начнешь работать в папиной конторе. Думай сейчас об учебе, маленький Волк… – Дебюсси в радиоле сменился Первым Концертом Чайковского:
– Тоже Генрик играет, – поняла Марта, – с оркестром. Завтра они с Аделью устроят маленький концерт для семьи. Рождественские песни, ханукальные песни. Надо послать к Джону, то есть к миссис Мак-Дугал, за гитарой. Споем с Максимом русские романсы… – Волк научил сына играть на гитаре:
– Папа любит этот концерт, – вспомнил Максим, – нет, надо спросить у мамы. Она не станет мне лгать… – щелкнула зажигалка, мальчик пошевелился:
– Мама… – Максим тяжело вздохнул, – папа в Россию поехал, то есть в СССР? За господином Валленбергом… – Максим знал, чем отец занимался на войне: