Вельяминовы. За горизонт. Книга 3

Шульман Нелли

– Максимилиан тоже помнит бар, – он вынул из кармана конверты, – мы здесь пили шампанское. Надо ему сказать, что заведение не изменилось… – он подогнал Адольфа:

– В машине прочтешь, что тебе Клара пишет. У нас частный воздушный коридор… – Адольф прилетел в Касабланку на личном самолете господина Ритберга, – не след опаздывать… – мальчик быстро расправился с чаем:

– Я сейчас, дядя Вальтер, только в туалет схожу… – отодвинув тканую занавесь, Адольф шмыгнул в полутемный коридор.

– Из всех забегаловок

этого мира она зашла именно в мою… – Иосиф наклонил бутылку. Шампанское запенилось в антикварном хрустальном бокале. Ее тяжелые волосы растрепались, после быстрого танца, пурпурный шелк облегал небольшую грудь. В тусклом свете запыленных люстр мерцали серо-синие глаза:

– Я ее видел девчонкой, когда дядя Меир еще был жив, – понял Иосиф, – шесть лет назад. Тогда вся семья собралась на бар-мицву Аарона… – кузена, служащего в особом подразделении, отпускали на шабаты нечасто. Встречаясь с ним в Кирьят Анавим, Иосиф избегал упоминать о проверке, устроенной кузену сослуживцами из засекреченного диверсионного отряда:

– Проверку он прошел, но присоединяться к нам отказался, – Иосиф примерно представлял себе испытание Аарона, – но так лучше. Совестливые люди в нашем деле надолго не задерживаются… – в темных глазах кузена залегла давняя тоска. Аарон Горовиц выглядел старше своих лет:

– Из-за бороды, – хмыкнул Иосиф, – но он ее скоро сбреет. Он демобилизуется и уедет в Америку, сидеть у материнской юбки, помощником раввина на Манхэттене. С его деньгами он в Израиле не останется, зачем ему прозябать на баклажанах? У нас даже телевизоров пока нет… – кроме того, служба в армии закрыла кузену дорогу в Меа Шеарим:

– Никто из соблюдающих девушек за него замуж не выйдет. Кстати о девушках, Хана сейчас на Манхэттене, то есть в Гарлеме… – Иосиф помнил ее беспомощное, пьяное лепетание, черные волосы, упавшие на лицо, запах водки и травки:

– Но она заводная девчонка, не снулая рыба, как некоторые… – он понял, что не может подумать так о кузине Еве. Он вообще мало о чем мог сейчас думать:

– Я удачно зашел на огонек, – поздравил себя Иосиф, – они с Джоном едут в Эс-Сувейру, куда мне не надо… – в Эс-Сувейре обретался отчим с Фридой, – но никто не мешает нам задержаться в Касабланке… – он легко мог поменять свой билет на экватор. Отхлебнув шампанского, Ева усмехнулась:

– Ты тоже изменился. Шесть лет назад ты еще служил в армии, Иосиф…

Она помнила долговязого, загорелого до черноты, голубоглазого парня, в потрепанной солдатской форме. Глаза у него остались яркими, но Ева заметила тонкие морщинки, убегающие к вискам. Он коротко стриг светлые волосы, на твердом подбородке золотилась едва заметная щетина. Поймав ее взгляд, Иосиф провел рукой по щекам:

– С точки зрения моего задания, так лучше… – на спинке его стула висела походная сумка, – надеюсь, ты понимаешь, что не стоит распространяться о нашей встрече… – она наклонилась над огоньком зажигалки. Темная прядь упала на высокий лоб, красивые губы улыбнулись:

– Даже Джону?

Он все равно тебя увидит… – Иосиф оглянулся:

– Я уверен, что он тоже не проболтается… – Фельдшер решил:

– Наверное, он в туалет пошел. Парню шестнадцать лет, мне он не помеха. Будь он хоть трижды герцог, Еве он не нужен. Она еврейка, она любит Израиль. Тем более, она его старше и выше на две головы… – без каблуков кузина оказалась лишь немногим ниже Иосифа. Лаковая туфля качалась на изящной, длинной ступне. Она забросила ногу на ногу, обнажив острое колено:

– Я никогда не ношу шпильки на танцы, иначе меня никто не пригласит… – Ева фыркнула от смеха, – в школе меня дразнили каланчой и жирафом… – Иосиф подлил ей шампанского:

– Но теперь тебя снимает Ричард Аведон… – он подмигнул Еве, – а твои одноклассники последний раз позировали фотографу для выпускного альбома… – ему отчаянно хотелось коснуться нежной кожи в глубоком вырезе платья. Девушка немного покраснела:

– Спасибо. Странно, что ты меня узнал, мы много лет не встречались… – на ее губах блестели капельки шампанского. Иосиф не мог заставить себя достать носовой платок:

– Словно она меня сковала, обездвижила. Что за чушь, никогда такого не было, она просто девчонка… – Иосиф не верил в магию:

– Никакой мистики не существует, – заявлял он приятелям, – нельзя быть материалистом и признавать сказки вроде Каббалы… – взмахнув длинными, чудными ресницами, она облизала губы. Иосиф откашлялся:

– Я бы не мог не узнать тебя, Ева. Тебя нельзя забыть… – он узнал кузину в толпе, еще спускаясь по лестнице в подвальчик:

– Пианист здесь хороший… – зачем-то сказал он, – хотя с покойным Самуилом он не сравнится. Ты, кстати, отлично танцуешь… – кузина пожала обнаженными плечами:

– Я часто хожу на вечеринки. Я слышала записи мистера Авербаха, я… – толпа зашумела. Кто-то крикнул, перекрывая гремящее фортепьяно: «Врача сюда! Человеку плохо!».

Перед глазами Маленького Джона стояла полутьма. В низком коридоре на задах забегаловки, остро пахло пряностями, из большого зала доносилась музыка. Он был уверен, что не ошибся. Голова отчаянно болела, он попытался пошевелиться:

– Я хорошо помню его описание. Тетя Марта давала мне читать показания Маргариты. Это был Адольф, мой младший брат… – Джон не успел раскрыть рта. Высокий, изящный подросток крикнул по-немецки:

– Дядя Вальтер… – Джон поднес руку к виску:

– Прибежал Рауфф. Я попытался выскользнуть в зал, но, кажется, он ударил меня кастетом… – сумеречный коридор рассыпался яркими искрами, голова загудела. Больше в памяти ничего не осталось. Прохладная ладонь легла ему на лоб. Женский голос шепнул:

– Тише, тише. Ты в порядке, но лучше тебе побыть в покое… – Джон с удивлением ощутил, как голова становится легкой:

– Это она, Ева. Она умеет снимать боль… – лицо грело полуденное солнце. Неподалеку щебетали птицы, пахло солью и сухой мятой: