Вельяминовы. За горизонт. Книга 3

Шульман Нелли

– Ева любит запах, – вспомнил Джон, – она говорила, что ее комната в общежитии словно ботанический сад… – кусты жасмина и роз в особняке тети Клары, казалось, сами тянулись к девушке. Ева улыбалась:

– У меня всегда так случается с растениями и с животными. Пока Аарон жил дома, у нас на балконе гнездились белые голуби. Жаль, что сейчас они улетели…

Коротко застонав, Джон поднял веки.

Он узнал гобеленовый полог старинной кровати, в собственной спальне на королевской вилле. Окно раскрыли в тихое утро, вдалеке шумел океан. Занавески колыхались

под свежим ветром. Кузина сидела рядом с его изголовьем. Вчерашнее шелковое платье она сменила на короткие холщовые штаны и просторную рубаху с вышивкой. Девушка свернула в небрежный узел темные волосы. Серо-синие глаза озабочено взглянули на него. Ева убрала ладонь с его лба:

– У тебя легкое сотрясение мозга. Опасности нет, но на пару дней лучше ограничить движения… – Джон скосил глаза вниз. Его переодели в старую рубашку. Ева погладила его по руке:

– Карета скорой помощи предложила отвезти тебя в больницу, но я уверила врача, что на вилле тебе будет лучше. В конце концов, я будущий доктор, я о тебе позабочусь… – юноша облизал пересохшие губы:

– Но мы собирались в Эс-Сувейру… – Ева ободряюще отозвалась:

– Я предупредила дядю Авраама, что мы задержимся на несколько дней. О несчастном случае я им не сказала… – Джон велел себе молчать о брате:

– Не потому, что он родня, а потому, что о нем знает всего несколько человек. Даже Маргарита ни о чем не догадывается, а она видела и Адольфа и фон Рабе… – Джону стоило большого труда произнести имя брата:

– Все считают, что я оступился, в коридоре и ударился головой, – понял он, – но я помню, что Рауфф прибежал на крик Адольфа… – помнил он и то, что в Бомбее Рауфф стрелял в тетю Тессу:

– Ева имеет право знать, что здесь недобитый нацист, убийца ее матери… – Джон, впрочем, сомневался, что Рауфф будет болтаться в Касабланке:

– Он считает, что я больше не опасен, но он не станет рисковать. Папу тоже ударили кастетом, в Венло, в тридцать восьмом году. Он всегда жалел, что тогда он не остановил фон Рабе. Все равно, нельзя молчать, – велел себе Джон, – надо отыскать Рауффа или его следы… – вода в поильнике на антикварном комоде тоже пахла мятой:

– Здесь делают домашний лимонад. Ладно, незачем тянуть время… – откашлявшись, он помолчал:

– Я не просто так упал. Я видел в зале бывшего эсэсовца. Ева, Вальтер Рауфф сейчас в Марокко.

Длинные пальцы на ногах она красила лаком цвета спелого граната. Изящные ступни в кожаных сандалиях местной работы немного запылились. Она накинула на распущенные волосы вышитый золотом пурпурный платок. Грудь под тонкой рубашкой поднималась, но совсем незаметно:

– Она не носит белья, – беспомощно понял Иосиф, – она запыхалась, пока бежала сюда… – стройная шея девушки поблескивала капельками пота.

Боковой ход его пансиона вел в прокуренное кафе, обставленной старой американской мебелью. Стулья щеголяли следами от потушенных окурков. На столе облупилась светлая пластмасса. Меню на ломаном английском языке засидели мухи.

Опустившись напротив, кузина

бесцеремонно забрала у него сигарету:

– Его ударили кастетом, – вместо приветствия сказала Ева, – ты был прав… – Иосиф не смог удержаться:

– Разумеется, я был прав, – наставительно сказал он, – я патологоанатом и почти доктор медицины, а ты едва закончила первый курс… – девушка слегка покраснела. В забегаловке, при свете фонариков фельдшеров скорой помощи, Иосиф понял, что речь идет о вооруженном нападении:

– Но врач с ними не приехал, а студентов я обвел вокруг пальца… – Иосиф объяснялся с медиками на отличном арабском языке, – они поверили, что Джон поскользнулся. Случайность, с кем не бывает… – коридор бара выложили местной узорчатой плиткой.

На вилле его величества Иосиф появляться не хотел, о чем он и сказал Еве, отведя кузину за угол заведения. Джона на носилках грузили в карету:

– Я понимаю, – отозвалась девушка, – не след, чтобы тебя кто-то видел. Медики тебя не запомнят. Не волнуйся, я поговорю с Джоном, когда он придет в себя. Дай телефон твоего пансиона… – кусочек картона, подхваченный Иосифом со стойки портье, перекочевал в вечернюю сумочку Евы.

Сейчас она появилась в баре с большой сумкой тонкой кожи, похожей на мешки кочевников:

– Работа Сабины, – узнал Иосиф, – в Израиле такие вещи носят немногие. Такая сумка стоит месячного бюджета нашего кибуца… – из сумки появился на свет блокнот фиолетовой замши:

– Ему пока нельзя писать, – предупредила девушка, – он диктовал. Но здесь все очень кратко… – почерк Евы пока оставался школьным, крупным. Иосиф писал, как пресловутые врачи из анекдотов:

– Шмуэль похоже пишет, – усмехнулся он, – для газет ему приходится все перепечатывать на машинке… – листая блокнот, Иосиф вспомнил разборчивый, каллиграфический почерк. Во рту появился привкус мяты, он отхлебнул горький кофе:

– Он… он писал очень понятно. Он журил нас за кляксы и плохой почерк. Он выговаривал тете Элизе, считал, что она мало требует на занятиях… – Иосиф сказал себе:

– Проклятая мята здесь растет в каждой дырке, сорняк суют во все блюда. Не думай о нем, он давно мертв… – от кузины пахло аптечными травами:

– Я сварила Джону успокаивающее питье, – сказала она, – лучше растения, чем таблетки. Рецепт индийский, если хочешь… – Иосиф оборвал ее:

– Потом. Джон уверен, что видел именно Рауффа… – нежная щека девушки затвердела. Ева раздула ноздри:

– Он точно его описал, сам посмотри… – Иосиф помнил приметы беглого нациста:

– Сеньор Вольдемар Гутьеррес, – он сдержал ругательство, – Шмуэль гостил у него в Пунта-Аренасе… – Израиль послал в Чили несколько запросов на экстрадицию военного преступника, но ответа не добился:

– Тамошние юристы считают, что срок давности его деяний давно истек, – презрительно заметил Коротышка, – легальным путем мы ничего не достигнем… – Иосиф плюнул косточкой оливки в мусорную корзину:

– Значит, остается путь нелегальный. Тропинку в те края мы давно протоптали… – Коротышка осадил его: