Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
Вместе с блюдом, полным горячего кускуса, Анна и Ева внесли в комнату глиняные горшки. Фрида повела носом:
– Острые баклажаны, морковка… – она умоляюще добавила:
– Ева, можно мне тоже овощей? Я не вегетарианка, но пахнет очень вкусно…
Океанский ветер играл вышитой занавеской. Полоска моря окрасилась расплавленным золотом, в устланной коврами гостиной витал аромат соли, слышался рокот волн:
– Здесь очень глубоко, – предупредила Фрида Джона, – надо нырять, а вода
– Я купался в Плимуте на Пасху. Там было холоднее, можешь не сомневаться… – они договорились пойти к морю на рассвете. Джон заставлял себя не думать о том, что кузина наденет купальник:
– Я ее видел когда мы приезжали на бар-мицву Аарона. Мы вместе плавали на тель-авивском пляже. Но нам тогда было всего десять лет… – в шестнадцать она переросла Джона. Острые ключицы усыпали веснушки, завитки рыжих волос спускались на худую спину:
– Она похожа на Полину, – понял Джон, – но у Полины глаза светлее, как у меня. Мы с ней в папу пошли. Фрида напоминает покойную тетю Эстер. Она тоже высокая, изящная, глаза у нее голубые… – поймав взгляд кузины, смутившись, он занялся кускусом и лепешками.
Ева отозвалась:
– Бери, милая, овощей на всех хватит. Еще будет миндальный пирог с розовой водой, чай с мятой, кофе… – Авраам довольно усмехнулся:
– В кибуце так не накормят. Твоя свекровь, – он подмигнул Анне, – отлично готовит, но у нас столовая, поточный метод, как говорили в СССР… – за обедом Ева рассказывала о нью-йоркской жизни. Профессор Судаков забрал у нее тяжелую сумку с письмами и подарками для Аарона:
– Я хотела все послать почтой, – объяснила девушка, – но вышло лучше, с нашей поездкой сюда…
– Он старается хотя бы раз в месяц провести с нами шабат, – заметил Авраам, – хотя у него боевое подразделение, особая бригада, «Голани». Мы сейчас не воюем, но ребята всегда настороже… – тетя Дебора снабдила Еву домашними заготовками, кашемировым шарфом и перчатками, бутылками кошерного вина, шоколадом и кексами. Хаим с Иреной сделали альбом с фотографиями и веселыми рисунками:
– Возвращайся скорей, Аарон, мы заждались… – Дебора сняла детей на балконе, рядом с оливковым деревом и опустевшей голубятней. Передавая посылку дяде Аврааму, Ева вздохнула:
– Голуби от нас улетели, но я уверена, что мы их еще увидим… – приезжая домой из Балтимора, она всегда проводила несколько часов на балконе, с чашкой кофе и сигаретой. Ева гладила узловатый ствол оливы, касалась листьев лавра:
– Она нормальная девочка, – убеждала себя Ева, – с ней все в порядке. Ринчен умер от старости, ему было почти двадцать лет. Когда его не стало, Ирена еще не родилась… – новую собаку, Корсара, Ева, тем не менее, в Нью-Йорк не привозила. Гуляя с младшей сестрой и братом в Центральном Парке, она замечала, что животные обходят Ирену стороной:
– Я все себе придумываю, – разозлилась
– Бейглы и копченый лосось не выдержали бы перелета, – написала Ева кузену, – поешь сэндвичей с арахисом и желе. Ребе передает тебе благословение… – на Истерн-Парквей, завидев Еву, глава хасидов улыбнулся:
– В случае затруднений, пусть напишет мне, – велел ребе, – и пусть читает Псалмы… – Ева была уверена, что Аарон и так и делает:
– Он вернется в Нью-Йорк после армии, – решила девушка, – тетя Дебора только и ждет, чтобы он стал раввином на Манхэттене. Она хочет поставить для него хупу, хочет внуков… – сама Ева о детях не думала:
– Мне только девятнадцать лет, у меня все впереди, – она мимолетно вспомнила Иосифа, – но хорошо, что он подвернулся под руку. Теперь все станет проще, можно больше об таком не заботиться… – Ева не считала личную жизнь, как о ней писали в женских журналах, важной:
– Мама была монахиней, пока не встретила папу. Я не произносила обеты, я еврейка, но надо брать пример с Маргариты. Она не тратит время на ерунду, а в двадцать три года защищает докторат. Научная карьера важнее, чем все мужчины, вместе взятые… – за кофе речь зашла о младших детях. Ева призналась:
– Хаим хочет стать агентом ФБР, как папа в молодости, а Ирена пока не знает, чем будет заниматься. Но ей всего семь лет, она в семье самая младшая, если не считать Мишель в Мон-Сен-Мартене. Она ровесница дочек дяди Эмиля… – пережевывая миндальный пирог, Фрида подвинулась ближе к Джону. Она почувствовал теплое дыхание рядом с ухом:
– Искупаемся и отправимся в пещеру, – велела кузина, – я знаю дорогу. Папа пока не разрешает мне водить одной, но если ты сядешь за руль, он нас отпустит. Я скажу, что ты хочешь посмотреть римские развалины…
Фрида ездила с отцом на остров в гавани, где археологи нашли остатки богатых вилл и следы мастерской по производству пурпура:
– Туда мы еще отправимся, – тихо сказала она Джону, – а пока мы сделаем вид, что едем на римскую дорогу… – в пустыне сохранились следы торгового пути на юг:
– Здесь ходили караваны, – восторженно подумала Фрида, – из экваториальной Африки привозили львов и слонов для гладиаторских боев и армий цезаря… – она пообещала Джону:
– Я тебе расскажу о наших раскопках в кибуце. У меня есть шкатулка римских времен. Но твой клык не такой старый… – Джон вздрогнул. Нежный палец коснулся его загорелой шеи, провел по медной цепочке клыка. Он залился яркой краской:
– Да, вещица первой миссис де ла Марк, то есть елизаветинских времен… – Фрида опустила руку, он едва не попросил: «Еще!».