Вельяминовы. За горизонт. Книга 3

Шульман Нелли

– Мне ничего не сообщили, – хмыкнул он, – но ведь Очкарик мог запомнить мальчика, описать его… – Наум Исаакович не любил работать вслепую. Он понятия не имел, видели ли шурины, по его шутливому выражению, лицо Саши:

– Стэнли не знает, владеет ли Набережная сведениями о мальчике, но Стэнли тоже не все показывают.…

Охранники маячили на террасе, убирая со стола грязную посуду. Присев на теплую ступеньку, он закурил. По гранитной крошке дорожек прыгали воробьи. Тонко пахло увядающими розами:

– Ворону мы тоже

держали здесь, – он почесал седеющий висок, – здесь мы разыграли спектакль, отсюда ее увезли на Лубянку… – по мнению Эйтингона, доктор Эйриксен, ученый и здравомыслящий человек, не мог купить фальшивку, состряпанную в техническом отделе:

– Письмо готовили со знанием дела, – заметил он Саше, – однако уверен, что Викинг на него не клюнул… – Саша, в любом случае, не собирался показываться на глаза Викингу или Моцарту. Право работать с последним выторговал себе Эйтингон:

– Сначала в дело вступят специалисты с острова Возрождения, потом маэстро встретится с девушкой, а после этого в Сибири появлюсь я…

Сам профессор Кардозо не ехал Новосибирск по соображениям осторожности. Доктор Эйриксен и мистер Авербах могли видеть его довоенные фото:

– Он не сильно изменился, только поздоровел на академическом пайке, – присвистнул Наум Исаакович, – не стоит рисковать. Пусть медицинской частью дела займутся его заместители…

С Аральского моря в Сибирь летели бывший сотрудник отряда 731, а ныне кандидат наук с корейской фамилией и жена профессора Кардозо:

– Казашка, Светлана Алишеровна, – усмехнулся Наум Исаакович, – молодец. Окрутила почти нобелевского лауреата, Героя Труда, великого ученого, защитила диссертацию, заведует их психиатрическим отделением… – насколько знал Эйтингон, детей у Кардозо пока не было. Он сомневался, что малыши появятся на свет:

– Кардозо и до войны не отличался привязанностью к семейной жизни. Тем более, у него уже есть потомство… – об одном из сыновей Кардозо, прелате Симоне, ему предстояло составить записку:

– Прелат учит русский язык, – весело подумал Наум Исаакович, – Саша отличный работник, он мыслит стратегически… – мальчик ничего не говорил об источнике сведений, только упомянув, что она заслуживает доверия. По словам Саши, источник в прошлом году посещал подпольную мессу в Кракове:

– Служили некий отец Войтыла, местный и гость из Ватикана, отец Кардозо… – Саша добавил:

– После службы объект познакомился с отцом Кардозо. Речь зашла об изучении русского языка, он говорили о рассказах Чехова… – Наум Исаакович подозревал, что прелат хочет навестить СССР:

– Тайно, разумеется. Легально ему визы никто не даст. Но это не из-за отца, – понял Эйтингон, – близнецы считают, что профессор мертв. Нет, Симон, он же Шмуэль, характером пошел в пани Штерну. Он не успокоится, он рвется выполнить пастырский долг… – по мнению Наума Исааковича прелата надо было держать под присмотром:

– Падре

уехал из Италии, к тому же он и не был священником. Нам нужен свой человек в католической церкви… – Саша объяснил, что источник вращается в кругах польской интеллигенции:

– Никто не удивится, если этот человек… – Скорпион пощелкал длинными пальцами, – испытает катарсис, обретет веру в Бога, тайно примет религиозные обеты… – Эйтингону показалось, что мальчик улыбается:

– Более того, – добавил Саша, – я бы порекомендовал начать работу в этом направлении и в СССР… – Эйтингон согласился, что осведомителей из числа священников надо вербовать среди молодежи:

– То есть будущих священников… – он вспомнил угрюмое лицо ребе Лейзера, – нынешние служители культа, отсидев свои десятки, пошлют нас по матери, если мы предложим им сотрудничество… – перед Монахиней, впрочем, открывалась блестящая карьера:

– Она, правда, женщина, – потянулся Эйтингон, – папой римским ей не стать. Однако у католиков сестры могут многое услышать и многое запомнить… – кроме доклада о будущем агенте, ему предстояло разобраться с архивными папками, привезенными на дачу.

Работа с Моцартом обещала стать нетрудной. Коллеги профессора Кардозо изображали специалистов, занятых проблемой человеческого бесплодия:

– Сергей Петрович именно такой врач, – сказал Кардозо по телефону, – он у нас отвечает за лабораторию эмбриологии. Светлана Алишеровна едет демонстрировать больного на симпозиум в Сибирском отделении Академии Наук, однако она тоже сможет присоединиться к заданию… – задание было простым:

– Моцарту навешают лапши на уши, выпишут общеукрепляющих средств и подсунут красивую девчонку. Судя по фотографиям покойного Яши, юный гений не отказывается от компании веселых девиц…

Кардозо объяснил, что мужское бесплодие плохо поддается лечению:

– Но нам и не надо лечить Моцарта… – Эйтингон блаженно закрыл глаза, – девица одновременно окажется в двух постелях… – он улыбался, – Викинг ничем таким не страдает, он здоровый парень. Здоровый парень, а живет с инвалидом из чувства долга. Он тоже не пропустит хорошенькую фигурку и смазливое личико… – сначала Шелепин хотел выложить перед Моцартом фото его развлечений. Эйтингон поморщился:

– Не надо уподобляться шантажистам, товарищ председатель. Пусть девушка напишет письмо… – он задумался, – в духе дворянской литературы. Женская гордость, то-се… – Наум Исаакович покрутил пальцами, – Моцарт будет землю носом рыть, чтобы найти ее и ребенка. Здесь появлюсь я с предложением о помощи… – кроме предложения, у Наума Исааковича имелись папки с собственноручным согласием Самуила Авербаха на агентурную работу:

– Парень боготворит отца, тот умер у него на глазах. Он согласится сотрудничать с нами, сомнений нет… – насчет такого же согласия Викинга Наум Исаакович иллюзий не испытывал: