Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
– Тетя Густи, присмотрите за Мишель. Он привез подарки, надо разгрузить багажник… – Густи недоуменно пожала плечами:
– Хорошо. Но ваш отец в больнице, как он мог… – Элиза прыснула:
– Это приехал не папа. Это Виллем, тетя Густи, он проведет отпуск в Мон-Сен-Мартене…
Девчонки, перекликаясь, выскочили из гостиной.
Ради гостей обед накрыли не по-семейному, на кухне, а в столовой. Лада зажгла серебряный подсвечник из вещей де ла Марков. За окном горел осенний, яркий закат.
После сырной
– Я бы и на кухне поел, Густи. Это в честь тебя, ты у нас редкий гость… – он понятия не имел, что застанет девушку в Мон-Сен-Мартене:
– Надо было побриться, – обругал себя Виллем, – хотя бы в аэропорту. Но я торопился домой, хотел увидеть дядю Эмиля и семью… – на загорелом до черноты лице светлела щетина, серые глаза обрамляли темные, длинные ресницы:
– Я даже не переоделся, – недовольно подумал Виллем, – хотя у меня всего один костюм и две рубашки… – костюм он привез ради воскресной мессы. В шахты спускались в комбинезонах, а приятелям Виллема было все равно, насколько потрепан свитер, в котором барон ходил в поселковые кабачки:
– Потрепан, – со вздохом понял он, – в Конго мне теплые вещи не нужны, а свитер, кажется, штопала еще Маргарита, год назад… – свитер он достал из гардероба в своей комнате, не подумав:
– Надо было выйти к обеду в чистом, а костюм помялся после перелета… – он незаметно провел рукой по воротничку рубашки:
– Тоже потрепан, но это ладно. Густи очень хорошо выглядит. Впрочем, она всегда красиво одевается… – он надеялся, что девушка не заметила его смущения. По словам кузины, она заглянула в Мон-Сен-Мартен по просьбе тети Марты:
– Я ехала в Лондон по служебным делам, – весело сказала девушка, – должно быть, тетя Марта хочет получить полный отчет из первых рук о новой девочке… – Гольдберг и Лада обменялись коротким взглядом. Посмотрев на двойняшек, Эмиль быстро приложил палец к губам.
Две недели назад Монах набрал прямой номер Марты на Набережной:
– Виллем прислал телеграмму, что приезжает в отпуск, – скрипуче сказал Гольдберг, – он побудет у нас, заберет Джо в Париже, и отправится в Африку… – граф Дате провел лето во Франции, с вернувшейся из Израиля сестрой. Лауре требовалась поддержка после смерти Мишеля:
– Она более-менее оправилась, – заметил Эмиль, – Джо поедет на алмазные рудники. Виллем введет его в курс дела. Следующим летом он займет инженерный пост, в Мон-Сен-Мартене… – в письмах Виллем говорил, что понимает важность присутствия дома:
– Надо собирать деньги, для восстановления замка, надо появляться при королевском дворе… – читая машинописные строки, Гольдберг видел недовольное лицо юноши, – да и вообще де ла Марки должны жить в Мон-Сен-Мартене. Маргарита останется здесь по крайней мере до защиты доктората… – защиту пока наметили на следующий год:
– Нехорошо человеку жить одному, – подытожил Гольдберг, в разговоре с Мартой, – Джо не зря летит в Конго. Наверняка, они с Маргаритой там поженятся. На какое-то время они осядут в Африке, а Виллем
– Что Густи ему по душе, я давно знаю, – задумчиво сказала женщина, – но вот нравится ли ей Виллем, непонятно. Она скрытная, как покойный Ворон, и не распространяется о таких вещах. Однако ее должность предполагает получение разрешения на личные связи. О таком она пока не просила…
Зажав трубку плечом, Гольдберг покачал просыпающуюся у него на руках Мишель. Почмокав ротиком, девочка передумала открывать глаза. Он послушал тоненькое, трогательное сопение:
– Малышка получилась похожей на меня… – шахтеры шутили о папиной дочке, – в кабачке, на застолье в честь ее рождения, мне посоветовали в следующий раз подложить топор под матрац… – Эмиль невольно улыбнулся. Роды оказались легкими, Лада поднялась на ноги в тот же день:
– Она хорошая мать, – вздохнул Эмиль, – она души не чает в малышке, и девочки к ней тянутся… – Лада давала Тикве уроки сценического движения. Она занималась с двойняшками чтением, письмом и рукоделием, вела дом и гуляла с маленькой Мишель:
– Только у нас ничего не случилось и не случится, – Эмиль почувствовал странную тоску, – когда дети подрастут, мы разведемся. Ладе еще не было тридцати, она встретит человека, которого полюбит… – Гольдберг не хотел обманываться:
– Меня она не любит, а чувствует себя обязанной. Из этого, как говорят русские, каши не сваришь… – кашу он хотел сварить с Виллемом и Густи:
– Я не ошибся, – довольно понял Гольдберг, – парень с нее глаз не сводит, только на нее и смотрит. Ладно, пусть он не теряется… – дожевав мильфей, он поднялся. В старинной вазе лиможского фарфора золотились купленные Виллемом в Брюсселе пышные астры:
– Пойду, расскажу девчонкам сказку, – улыбнулся Гольдберг, – помогу Ладе с малышкой… – Тиква тоже отправилась спать после десерта:
– Я встаю в шесть утра, – объяснила девушка, – Мишель поздно просыпается, а тетя Лада ранняя пташка. Мы занимаемся, пока весь дом дремлет.
– Вы еще посидите, – велел Эмиль, – не каждый раз удается поговорить в тишине… – дверь столовой скрипнула, большая рука Виллема с наколотой, синей буквой «В» скомкала льняную скатерть:
– Я очень рад тебя видеть, Густи… – он беспомощно откашлялся, – очень рад… – спину под рубашкой заливал пот. Виллем велел себе собраться. Она коротко стригла русые, густые волосы. Платье кремового шелка обнажало кусочек круглого колена:
– Не смотри туда, – велел себе юноша, – смотри ей в глаза… – она подводила веки лазоревыми тенями:
– Я тоже, – небрежно сказала Густи, вытерев пальцы салфеткой, – отличный мильфей получился у тети Лады. Знаешь, как его русские называют… – Виллем кивнул:
– Наполеоном. Тетя Марта тоже его хорошо печет. В Москве дядя Максим покупал наполеон в кулинарии при ресторане «Прага» на Арбате… – Виллем, непонятно зачем, перешел на русский язык. Кузина говорила с легким прибалтийским акцентом: