Вена, 1683
Шрифт:
«Прибегали тогда ко мне князья, как курфюрст баварский, обнимали меня за шею и целовали в губы, генералы же — и руки и ноги, что уж говорить о солдатах! — писал потом король жене. — Офицеры и все полки кавалерии и инфантерии кричали: «Ach, unser brawe Kenik!» (Ax, наш храбрый король!).
Тем временем великий визирь со своей свитой и святым знаменем Магомета через задние ворота лагеря уходил в сторону Яварина. Знамя Магомета спас один из военачальников сипахов, Осман-ага, который спрятал его за пазухой. «Также пешие и конные войска мусульманские, которые, бросив всю добычу, забрали только то, что было легким, удрученные и подавленные, последовали его примеру и поехали с ним, унося только головы и проливая кровавые слезы. Все сокровища великого визиря и все его вещи тоже остались в шатре, спасено было из них очень немного — только что поместилось за пазухой и под мышками. Остались на месте и достались людям, обреченным на пекло, также пушки малые и большие числом около трех сотен (фактически 117. — Л.П.), огромные
Согласно Дефтердар-Сари-Мехмед-паше, в момент подхода союзников к шатру главного подскарбия [54] в нем находилось 102 кошелька денег, 16 собольих шуб, крытых парчой, а также 1190 халатов разных. Турки не смогли взять все с собой, поэтому значительная часть этих ценностей досталась победителям. После подсчета оказалось, что в лагере Кара-Мустафы было захвачено среди прочего 983 центнера пороха и 1500 центнеров свинца. В руки союзников попало также много турецких знамен, среди них и ошибочно считавшееся вначале знаменем Пророка.,
54
Королевского казначея. — Прим. перев.
Потери турецкой стороны убитыми оценивались в 15 тысяч человек, что вполне возможно с учетом убитых разъяренными солдатами нескольких тысяч раненых и больных. Ничего удивительного, что Силахдар-Мехмед-ага написал: «Поражение и проигрыш — да убережет нас от них Аллах! — были преогромными, неудача такая, какой от образования (османского) государства никогда еще не случалось».
По сравнению с турецкими потери христианских войск были незначительными и составляли около 3500 убитыми и ранеными, в том числе 1300 поляков. Таким образом, они не превышали пяти процентов личного состава армии, пришедшей с помощью.
Поздним вечером Кара-Мустафа вместе со своей свитой добрался до императорского сада, в котором когда-то стоял шатер султана Сулеймана Великолепного. Здесь турки ошиблись дорогой и в темноте петляли целый час по разным тропинкам, пока наконец не зажгли единственный найденный у свиты факел и вышли на дорогу к Яварину. Другие отряды тоже блуждали в темноте в поисках дороги. Среди беглецов распространились слухи, что якобы трансильванцы, охраняющие мосты под Яварином, уничтожили переправы и отрезали дорогу к отступлению. Это еще больше увеличило панику. В действительности же гарнизоны Яварина и острова Комаром при известии о победе под Веной уничтожили мосты, а трансильванцы сохранили лояльность по отношению к туркам и отбросили нападавших, нанеся им значительный урон.
Быстро сгущавшаяся темнота вскоре прервала бой. Так как Ян Собеский еще не имел сведений о размерах победы и опасался возвращения разгромленных турок ночью, он приказал сохранять бдительность в течение всей ночи и не позволил войскам занять весь лагерь, чтобы не допустить грабежей, которые всегда вели к падению дисциплины. Войска союзников показали при этом необычайную для XVII века дисциплинированность, которой удивлялись даже турки. «Вели себя гяуры с таким благоразумием, — писал Джебеджи-Хасан-Эсири, — что совсем не нарушили своего построения и не ввязывались в грабежи, а только шли, как те мурашки, и палили из пушек и мушкетов (под конец битвы. — Л.П.). Худо бы им пришлось, если бы не двигались с такой осторожностью!.. Ночь ту до самого восхода солнца провела их конница на конях, а пехота простояла на ногах»{84}.
Турецкое донесение подтвердил и генерал Контский: «Люди ночевали после боя за лагерем в замечательном порядке», — писал он. По мнению Силахдар-Мехмед-аги, союзники вообще не беспокоились о преследовании побежденных турок. Это подтверждает и польский источник: «Лишь на следующий день легкие хоругви конницы устремились за неприятелем»{85}.
Обрадованный одержанной победой, но и очень сильно утомленный горячим и драматичным днем, Ян III еще вечером осмотрел шатер великого визиря, куда его привел взятый в плен Ахмед-Оглу-паша, после чего с королевичем Якубом устроился на ночлег под огромным дубом среди баварских солдат.
Исторический день 12 сентября 1683 года подошел к концу. Комментируя 250 лет спустя ход венской операции, выдающийся военный историк, генерал Мариан Кукель, писал: «Такое проведение операции и битвы было, несомненно, делом чрезвычайно искусным, проявлением военного гения в наивысшей степени»{86}.
Один из величайших европейских теоретиков военного дела, прусский генерал Карл фон Клаузевиц, отнес Собеского к числу наиболее выдающихся полководцев всех времен. «Нет ни одной карьеры полководца, которая в большей степени изобиловала бы примерами блестящей отваги и достойной восхищения стойкости, как карьера Собеского», — утверждал он{87}.
ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
В понедельник 13 сентября на рассвете воздух потряс страшный грохот, подняв на ноги все войско. Вскоре оказалось,
С первого же дня после выигранного сражения между союзниками начались ссоры, постепенно перераставшие в острейший антагонизм. Но пока счастливый Ян III писал Марысеньке:
«Господь Бог наш, благословенный во веки веков, дал победу и славу народу нашему, о какой века прошлые и не слышали. Все орудия, весь лагерь, добро неоценимое достались в наши руки. Неприятель, застлав трупами апроши, поля и лагерь, в конфузе сбежал. Верблюдов, мулов, скот, овец, что они держали на стороне, только сейчас войска наши брать начинают, с которыми турок стадами здесь перед собою гонят; другие же, особливо des renegatis (предатели) на хороших конях и в красивых уборах от них к нам перебегают… Визирь так убегал от всего, что лишь на одном коне и в одном платье. Я стал его наследником, потому как по большей части мне досталось все его великолепие; а это по такому случаю, что, будучи в лагере с самого начала и сразу же за визирем следуя, предал его один палатный и показал шатры его, такие обширные, как Варшава либо Львов, городской стеной обнесенные. У меня все его знамена визирские, которые над ним носят; знамя магометанское, которое дал ему его властелин на войну и которое я днесь же послал в Рим Отцу Святому почтой с Таленти. (В действительности итальянский посланец вез папе Иннокентию XI самое большое из захваченных турецких знамен, ошибочно принятое за святое знамя Пророка. До последнего времени оно находилось в Риме, а не так давно было передано Турции. — Л.П.). Шатры, возы все достались мне et mille d'autres galanteries fort jolies et fort riches, mais fort riches (и тысяча других мелочей, красивых и ценных, и даже очень ценных), хотя еще тьму вещей (до сих пор) не видел. (II) n'y a point de comparaison avec de Chocim (нет никакого сравнения с добычей под Хотином). Сколько одних сайдаков [55] , рубинами и сапфирами украшенных, (которые) стоят несколько тысяч дукатов… Достался и конь визирский со всем седлом… Золотых сабель много осталось от войска и других военных принадлежностей… Ночь помешала нам и то, что уходя, страсть как обороняются et font la plus belle retirade du monde (превосходно сформировав вторую линию обороны)… Но вот еще что: визирь взял было здесь в каком-то императорском дворце живого страуса, удивительно красивого, так и его, чтобы нам в руки не достался, велел зарезать. Что за деликатесы имел при своих шатрах, описать невозможно. Имел бани, сад, фонтаны, кроликов, котов, даже попугай был, но он улетел, так и не смогли поймать».
55
Комплект вооружения всадника — лук и колчан со стрелами. — Прим. перев.
Часть трофеев Собеский тотчас послал Марысеньке: «Одеяло из белого китайского атласа с золотыми цветками, новое, неиспользованное. На свете нет ничего более нежного. К одеялу этому посылаю тебе подушку, чтобы сидеть на ней, ее своими руками вышивала первая жена визиря».
О доставшейся под Веной добыче в стране ходили настоящие легенды. «Золота, стад коней, верблюдов, буйволов, скота, овец около лагеря полно, — писал Пасек. — Этих шатров, красивых, богатых, этих сепетов с разными принадлежностями ad munditiem (для опрятности), даже деньги не успели забрать, а их во всех шатрах осталось достаточно… Даже мешки с талерами на земле лежали большими кучами; коврами золотыми, серебряными земля была устлана; кровать с постелью ценой (в) несколько десятков тысяч талеров. Комнатки в этих шатрах так скрыты, что едва на третий день нашли какую-то спрятавшуюся визирскую наложницу, а другую, очень нарядную, обезглавленную, перед шатром лежащей нашли. Рассказывали, что ее сам визирь убил, чтобы в руки неприятеля не досталась… Рассказывали наши, какие там турки удобства имели в тех своих шатрах, и ванны, и бани со всем, как в городах, aparamentem (принадлежностями) и тут же при них колодцы красивые срубовые, мыла ароматные, на полках кучами лежащие, воды благовонные в банках стеклянных круглых, аптечки еще особые с разными бальзамами, благовониями и другими принадлежностями, серебряные сосуды для воды, кувшины и тазы такие же для умывания, ножи, анджары (кривые турецкие ножи), рубинами и бриллиантами усаженные, часы специальные, на золотых цепочках висящие, четки сапфировые или, если коралловые, рубинами или какими другими каменьями усаженные, даже деньги или кучами мешков лежащие, или же прямо на земле кучами насыпанные»{89}.