Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов
Шрифт:
Горечь Альберта подпитывалась чувством, что он так много трудился на благо новой родины, но мало кто это признавал. Впрочем, еще одной причиной его грусти было собственное слабое здоровье. Он продолжал изо всех сил работать, при том что его дела слишком часто удаляли его от королевы. Виктория всегда ценила общество мужа, а тот не понимал чувства одиночества, которое охватывало ее, когда его не было рядом. День ото дня любовь Виктории к Альберту становилась все более поглощающей. Супругов связывало глубокое единение, что, правда, не отменяло семейные сцены. Королева нуждалась в том, чтобы ее поддерживали, Альберту же недоставало терпения. С течением времени его влияние на жену все возрастало. То он обращался с ней как с ребенком так, что Виктория раздражалась, то ругал ее на глазах сыновей и дочерей, и королева злилась. Конечно, Альберт старался умерить чувствительность жены, но он делал это без излияний, педантично и в длинных меморандумах резюмировал свои претензии, организуя их
Конец 1850-х гг. принес немало семейных забот и международных тревог. В 1857 г. в Индии разразился мятеж сипаев, который до дрожи напугал Викторию, но обернулся благом для короны, поскольку к ней перешли права Ост-Индской компании. Отношения с Францией снова стали прохладными, когда в январе 1858 г. на Наполеона III совершил покушение итальянский патриот по имени Феличе Орсини, который скрывался в Англии и привез с собой бомбы, произведенные в этой стране. Они омрачились еще сильнее, когда император поддержал войну Сардинского королевства против Австрии — и Виктория, и Альберт боялись распространения конфликта и нового витка бонапартистской экспансии. В 1860 г. чета совершила поездку в Германию, чтобы увидеть годовалого Вильгельма, первенца Викки и будущего императора Вильгельма II. Во время тяжелых родов его левая рука была непоправимо повреждена, и теперь Виктория старалась поддержать дочь, ожидавшую еще одного ребенка. Но в тот момент Альберт узнал о смерти второй жены его отца, а у Виктории, по возвращении в Букингем, в марте 1861 г. в замке Фрогмор на глазах умерла мать, герцогиня Кентская. Забыв о печальных воспоминаниях юности, королева целыми днями оплакивала ее.
Из-за таких забот Виктория не восприняла всерьез состояние здоровья Альберта. Принц постоянно переутомлялся, но отказывался облегчить свой груз забот и все чаще заболевал. В июне 1861 г. его состояние ухудшилось. Бледный и изнуренный он, невзирая ни на что, председательствовал на всех церемониях открытия Королевской выставки сельского хозяйства, а в ноябре он узнал страшную новость. Берти, старший сын, с чьим воспитанием всегда были сложности, закрутил интрижку с актрисой. Его любовные похождения, мало-помалу становившиеся известными публике, угрожали скомпрометировать задуманную свадьбу с Александрой Датской. Четыре дня Альберт обдумывал известие, а затем принял решение написать сыну «с тяжелым сердцем о предмете, причинившим мне самое большое горе, что мне довелось испытать в жизни». Принц был подавлен, королева отметила, что у него «неважный вид». В декабре появились первые признаки тифа. Альберт был обречен. К его постели созвали целую команду знаменитых врачей, но ни одно из лекарств — даже бренди целыми стаканами — не приносило больному облегчения. До определенного момента официальные дворцовые коммюнике поддерживали надежду на лучшее, но теперь они уже не могли скрывать, насколько тяжела ситуация. Долгое время Альберт не терял присутствия духа и неизменно старался знать обо всем, что происходило. 14 декабря 1861 г. он скончался в Виндзорском замке. Принцу было 42 года.
«Не осталось теперь никого, кто назовет меня Викторией, — вздыхала королева. — Все счастье моей жизни ушло навсегда! Мир больше не существует для меня». Спустя двадцать один год после свадьбы скоропостижная смерть дорогого Альберта разрушила чету, которая стала легендарной за долгие годы вдовства Виктории. Королеве были суждены еще сорок лет жизни; умерла она лишь в 1901 г. За эти сорок лет она успела стать бабушкой Европы. У ее детей народилось множество внуков и внучек, которые позднее переженились со всеми коронованными особами Европы конца XIX в. Королева стремилась к уединению, она жила вдали от Лондона, в Осборне или Балморале, замкнувшись в собственном горе. Ради встречи с ней министрам приходилось преодолевать большие расстояния. В течение пяти лет она чуждалась политической сцены, находя утешение в детях, в том числе и в принце Уэльском, о чьих выходках злословили в светской хронике. В декабре 1865 г. умер ее дорогой дядя, ее наставник и второй отец, король Леопольд, отчего скорбь Виктории стала еще тяжелее.
В 1866 г. наступило возвращение королевы, поначалу скромное, на политическую арену. После долгих лет траура Виктория постепенно вернула свои позиции и снова взялась за государственные дела. В лице талантливого и неотразимого Дизраэли [204] она нашла утраченную мужскую поддержку, а в незаменимом и грубоватом Джоне Брауне, преданно служившем ей, — защиту, в которой так нуждалась. Хотя за маской суровой и грузной пожилой дамы скрывалась чувствительная женщина, которую всегда влекло к мужчинам.
204
Знаменитый государственный деятель Британии Бенджамин Дизраэли (1804–1881) в 33 года стал членом парламента, трижды был министром финансов, а премьером был в 1868 г., затем с 1874 по 1880 г. В 1876 г. он возвысился до звания пэра под именем лорда Биконсфилда.
Виктория нуждалась в подсказках, но утратила пылкость молодости,
Пользуясь преимуществами своего возраста, Виктория неизменно поддерживала королевский статус, но отныне ей не хватало той уверенности, что вселял в нее муж. Преодолевая очередное затруднение, что в семье, что в политике, она вспоминала имя Альберта. Когда дочь Виктории Алиса скончалась 14 декабря 1878 г. — в годовщину смерти принца, — она оплакивала «повторение этого скорбного числа». Волнения в Ирландии, угрозы в отношении империи, нестабильность в министерствах, немецкие амбиции мешали благополучию монархии: стареющая королева, не имевшая недостатка в причинах для беспокойства, признавалась: «Мне не на кого опереться». Неотразимого Дизраэли Виктория потеряла в 1881 г., а через два года — своего шотландского фаворита Джона Брауна. С той поры ее неизменными спутниками стали смятение и грусть. Всякий раз очередной скандал, компрометировавший министров и аристократов, напоминал ей о том, как раньше Альберт заботился о респектабельности королевского двора. После стольких лет правления Викторией овладела ностальгия: «Я была потрясена при мысли обо всех тех, кого больше нет со мной… особенно о моем дорогом муже, которому я обязана всем». В свое время она согласилась делить с ним власть. Когда Альберта не стало, королевские обязанности утратили очарование. Только с принцем Виктория была в полном смысле слова королевой. И счастлива она была только с ним.
Наполеон III и Евгения (1853–1873)
Брачное соглашение
«Я никогда не была и, наверное, никогда не стану женщиной-политиком; это все равно что стать амфибией, к которым у меня нет ни малейшего расположения».
«Императрица — это дурочка, неспособная управлять никем, кроме торговцев модными товарами. Она с нетерпением ждет смерти императора, чтобы стать регентшей».
«Я дважды видел императрицу перед лицом наших несчастий. Если бы все обладали ее отвагой, страна была бы спасена».
Когда художник Франц Ксавьер Винтерхальтер открыл масштабное полотно, называвшееся «Императрица Евгения в окружении фрейлин», которое он написал по ее заказу, государыня была очарована [205] . На поляне под сенью величественных деревьев художник изобразил императрицу в окружении восьми элегантных, молодых и прекрасных придворных дам, с обнаженными плечами и руками, изящными прическами. Все они были одеты в длинные платья из сатина и кружев, с лентами и цветами. Императорская чета была так довольна полотном, что повесила его на почетном месте на Всемирной выставке 1855 г.
205
Картина хранится в национальном музее в замке Компьень.
Впрочем, критики не разделили императорского энтузиазма. На этой картине, которую «написали фиалковой водой», они дружно высмеивали жеманство персонажей и схожесть всего ансамбля с десертом из взбитых сливок. Полина де Метерних, хоть и была подругой императрицы, нашла, что на полотне изображены «дурочки. Но им и горя мало. Пока есть кому укладывать им прически, им хорошо вместе» [206] . Казалось, что картина показала все легкомыслие императорского двора Евгении, окружившей себя женщинами, чью единственную заботу составляли собственная внешность, и которые воплощали собой светскую жизнь, поверхностную и пустую. Тюль, английские букли и широкие кринолины, ассоциировавшиеся с пошленькими разговорами, довершали портрет-шарж императрицы Евгении.
206
Gabriel Badea-Paun, Portraits de societ'e, XIXe—XXe si`ecle, Paris, Citadelles et Mazenod, 2007, p. 95–96.
Через несколько лет на одной из гравюр изобразили другую государыню. Она одета в скромный туалет черного цвета, ее приветствовали те немногие, кто остался ей верен. Императрица покидала Тюильри, уже занятый мятежниками, и готова влететь перед луврской колоннадой в фиакр в надежде скрыться от революции и покинуть Францию. 4 сентября 1870 г., после поражения в битве при Седане, когда после полудня в Отель-де-Вилль провозгласили республику, Евгения — император находился в плену у пруссаков — стала символом краха империи, насмерть сраженной войной, в которой была повинна исключительно она.