Венец Бога Справедливости
Шрифт:
— Ох, Тасмир, выходит, все, что я читал о вас — истинная правда! Ты же считаешь его начальником всех темных сил! Но ты не прав, или ты до сих пор не можешь понять, что такое справедливость.
— Наверно. А всё, что ты читал о нас — правда: я никогда не любил сына, и всегда был против него.
— Не любил?! Однако даже сейчас изволил заступиться. Но я, молчу, ладно, в конце концов, это меня не касается. И то, кто против кого — тоже.
— Да, Берендор, рад, что ты понял это. Тем более что сейчас речь идет о другом противостоянии: моем и Амнэрис, моего ученика и ее ученика.
— Ты что серьезно?
Берендор рассмеялся — Тасмир молчал.
— Нет, ты знаешь, не перестаю тебе удивляться! Он же совсем мальчик, какой у него багаж знаний и тем более опыта? Явно не сравнить с таковыми у Балскове, и это вкупе с мощью последнего.
— Смейся Берендор, сейчас — я посмеюсь чуть позже.
— Если не наоборот.
— Нет, не наоборот.
Берендор пожал плечами, переведя взгляд на луну, он поймал себя на мысли, что она о чем-то напомнила ему или что-то хотела сказать.
— Странное чувство: луна словно говорит со мной.
— И о чем же?
— Не знаю, но она, как будто, недовольна.
— Значит, не зли ее еще больше, — улыбнулся Тасмир, — ты, действительно, не прав. И не пытайся читать его мысли — не зли ее еще больше.
— О чем ты? — Берендор повернулся, но Тасмира уже не было. — Ну, вот, явился, посеял смуту, а ты теперь сиди тут и бейся о неприступную стену!..
34 глава. О сущностных началах
Только в солнечную летнюю погоду можно по-настоящему узнать: каким ясно-голубым бывает небо — мягко озаряло солнышко небосвод, ласково припекало северной полушарие зеленой Планеты. Сейчас окруженные покоем, пусть и временным, а, следовательно, кажущимся, наши герои умиротворенно наслаждались тишиной Поляны Хранителя Идэлии, красотой небосвода и окружающей природы. Даже пререкания с ворчливым хозяином позабылись, хотя это, скорее всего, исходило и из того, что Берендор сам оставил их в покое: не читал их мысли, не подстраивал никаких козней и вообще никак не заявлял о своем присутствии.
Яромир и Георг вдоволь насиделись у костра, наслаждаясь идущим от него благодатным теплом, выстиранная чистая одежда полностью высохла часам к девяти вечера, и Георг, надев теплые мягкие вещи, решил немного прогуляться, в частности навестить главную реку, пересекающую всю Поляну и, в отличие от всех ручейков, родников и речушек, не меняющую своего направления.
— Куда ты? — тут же встревожено спросил Яромир.
— Погулять — не бойся: тебе здесь ничто не угрожает.
— А как же Хранитель? Вдруг он придет?
— Не думаю, но даже если и так, он все равно ничего плохого тебе не сделает.
— И все-таки он странный, я бы даже сказал… злой.
Последнее слово Яромир произнес шепотом, предварительно посмотрев по сторонам, да и после обеспокоено оглянулся в направлении главного дерева — не появится ли из-за ветвей грозный Берендор.
— Нет, не злой — тут ты не прав, а вот… чуть одичавший — это да. Да, и потом, если кого ему и хотелось бы расспросить, то это королеву, а не тебя, к тому же ты носишь перстень, который ему хотелось бы видеть как можно меньше, а лучше и вовсе никогда. Так что, все в порядке.
— Я уже не рад, что согласился тогда на
— Во всем есть свои плюсы и минусы, Яромир. Может, пока ты не видишь здесь ничего положительного, но оно есть, например, спасение Амариллиды, не появись мы здесь, её бы уже не было в живых.
— Георг.
— Да.
— Прости меня, я не имел права так вести себя. Я не знаю, почему всё так вышло, меня, словно что-то подталкивало, что-то злое и нехорошее. А я ведь не пытался сопротивляться, этому злому.
Георг присел на корточки и внимательно, в упор посмотрел на Яромира.
— В результате выплеснулось море обиды, зависти и недовольства. И это часть тебя, Яромир, неотъемлемая часть. Изгнать ее нельзя, а вот подчинить можно, для этого надо не просто бороться, надо отчаянно сопротивляться, и тебе особенно.
С этими словами Георг встал и ушел, оставив Яромира одного, он не стал более останавливать его, предпочтя спокойно подумать наедине обо всем сказанном ему, а оно вызвало далеко не определенные мысли в сознании мальчика. С одной стороны да, он согласился с тем, что был не прав, но вот с тем, что ему особенно внимательно надо следить за своим темным началом — нет. Чем он так уж отличается от того же Георга, который такое порой высказывал солдатам и таким тоном, что догадки Антонио о благородности его происхождения напрочь отметались, и это при условии, что сам король Адельберт, и тем более начальник военного ведомства, не на шутку испугался его, когда тот узнал о растрате денег выделенных, было, на производство партии катапультных машин. Деньги вернули, в полном количестве. Нет, он, Яромир, по сравнению с такими проявлениями недовольства, просто ангел. Так думал мальчик, и если бы Георг узнал об этом, то непременно еще больше бы утвердился в своих мыслях относительно новоявленного принца Западной страны эльфов.
Тем временем Георг приближался к реке, поначалу поляна поугрожала ему мощными зарослями, но потом смилостивилась и нарисовала перед рекой чудный дол с совсем еще невысокой травкой. Юноша улыбнулся и, сказав вслух: "Спасибо", — пошел к реке. Вода необыкновенно чистая и прозрачная, неспешно бежала на север, образуя время от времени боковые потоки — они-то как раз и давали начало мигающим речушкам, ручейкам, ключам.
— Ты и есть сердце долины, — произнес Георг, опустив руку в холодную, но необыкновенно приятную водицу. — Именно ты меняешь все вокруг.
Словно ответив: "Да!", — река резко сменила темп, забурлив стремительным потоком, а нахлынувшей водой обрызгала юношу.
— Георг поудобнее расположился на берегу, заворожено смотря на игру волн — что-то было в этой реке загадочное, волшебное. В какой-то момент вода вновь изменила свой темп, с быстрого на медленный, а потом верхнего течения и вовсе не стало. Георг затаил дыхание, он не знал, что это значит, что река хочет сказать, ему оставалось только наблюдать за происходящим. В воде ясно отразилось небо, очищенное от даже самых мелких облаков, и неожиданно в воде отразилась луна, которую, в принципе, еще не должно было быть видно. Сейчас она выглядела особо, представая красивой и величественной, а ведь прежде он никогда не замечал этого, и это при всем том, что она являлась его покровительницей.