Венец королевы

Ролле Элизабет

— Нет, — безучастно ответил Джек.

— Ничего, научитесь. Мистер Уоррен считает, что вам надо отдохнуть. Хотите поехать со мной? Вам там понравится.

Уехать, все равно куда — для Джека это было единственным выходом из захлопнувшейся ловушки. Но ехать вместе с Трэверсом…

— Вы теперь все время будете думать, что я… — Покраснев, он оборвал фразу, но Трэверс понял.

— Нет, — мягко сказал он, — не буду.

Трэверс полагал, что Кейн будет против этой поездки, однако тот согласился, и в Доломитовые Альпы они отправились втроем.

Глава XIII

По-настоящему лыжный сезон еще не начался, и отель в горах был наполовину пуст. Кроме Трэверса и его спутников здесь проживали пожилая супружеская

пара из Англии, швед лет тридцати пяти, красивая молодая итальянка и двое приехавших вместе французов. Итальянка оказалась прекрасной лыжницей и пропадала в горах целыми днями. Французы были не прочь сопровождать ее, но ей больше приглянулся белокурый швед, с которым она уезжала сразу после завтрака. Французы, Луи Гюэ и Люсьен Демарль, тоже вставали рано. Позже всех поднималась супружеская чета — Элизабет и Джон Нокс. Спешить им было некуда, так как катались они плохо и часами топтались на площадке возле отеля. Обнаружив, что Джек стоит на лыжах еще хуже, они обрадовались, что теперь занимают уже не последнее место, и взяли над ним шефство. Им нравилось учить его, и мистер Нокс ничуть не смущался, если, показывая Джеку какой-нибудь прием, грузно падал в снег. Зачем эта пара приехала в горы, было совершенно непонятно, но супруги выглядели вполне довольными.

Несмотря на совместные лыжные прогулки, в поведении Кейна временами проскальзывала затаенная враждебность по отношению к Трэверсу. Иногда секретарь держался настолько вызывающе, что только безупречная выдержка сэра Гордона мешала разразиться скандалу.

Кроме супружеской пары и Джека, остальные обычно катались на лыжах и после обеда, Джек же, одевшись потеплее, устраивался на открытой плоской площадке наверху отеля и рисовал. Но пальцы быстро мерзли; тогда он надевал перчатки и просто любовался горами, а потом возвращался в номер и рисовал там или читал. Трэверс попытался дать ему несколько теоретических уроков катания на лыжах, но без особого успеха. Когда он обратился к практическим занятиям, то за час довел юношу до полнейшего изнеможения. Джек заявил, что незачем напрасно тратить на него время, ему вполне хватит площадки возле отеля, и с облегчением перевел дух, когда Трэверс оставил его в покое. Он тотчас вернулся в отель и рухнул в первое попавшееся кресло.

— Что, устали? — спросил хозяин отеля Эмилио Маненте, видевший через окно мучения Джека. Он владел отелем двенадцать лет и сносно говорил на английском, немецком и французском. Джек кивнул. — Синьор Трэверс взялся за вас слишком круто. Сам-то он прекрасный лыжник, приятно смотреть, как он ездит, одни повороты чего стоят.

— Повороты — это ужас, — сказал Джек.

Синьор Маненте рассмеялся. Отдышавшись, Джек поднялся на второй этаж в свой номер. Приняв ванну, он решил полчасика полежать и крепко заснул, хотя было еще утро. Так его и застал Трэверс.

— Джек, проснитесь, — он легко прикоснулся к его плечу, но Джек, что-то невнятно пробормотав сквозь сон, только глубже залез под одеяло. Однако Трэверс продолжал тормошить его, и Джек проснулся. — Довольно спать, пора обедать. Синьор Маненте говорит, что я вас совсем замучил. Надо было сказать, что вы устали.

— Я не устал, — соврал Джек. — Так, самую малость. — Он сел, потирая слипающиеся глаза.

— Можно? — спросил Трэверс, протягивая руку к лежавшей на журнальном столике папке с рисунками.

Джек ответил: «Пожалуйста» — и стал одеваться.

— Подарите синьору Маненте этот рисунок, он будет в восторге, — сказал Трэверс, разглядывая портрет хозяина отеля, которого Джек изобразил за стойкой бара. Он взял следующий лист и рассмеялся. — А это что такое? — Там тоже был нарисован Маненте, но в ковбойской шляпе и размахивающий лассо, сидя верхом на скачущей лошади.

— Забавно. Синьор Маненте — ковбой. У вас богатое воображение, Джек!

В папке было и несколько горных пейзажей, но они получились неважно, зато портреты обладали несомненным сходством и поразили Трэверса выразительностью.

Джек изобразил всех постояльцев отеля, а итальянке пририсовал пышную прическу из локонов, хотя в действительности она была коротко подстрижена. Следующий рисунок Трэверс задержал в руках. Мягкая шляпа с широкими полями, низко надвинутая на лоб, плотно сжатые губы и прищуренные глаза, ниже — рука с револьвером. Кейн. Сходства здесь, как показалось Трэверсу, было меньше, чем в остальных портретах, так как лицу с чертами Кейна было придано жесткое выражение, совсем ему не свойственное.

— Почему вы нарисовали его таким? И с пистолетом? — спросил Трэверс.

— Так получилось, — неопределенно ответил Джек.

Он мог объяснить, почему изобразил итальянку с другой прической (так она казалась ему красивее), но что касается Кейна… Он придал лицу секретаря выражение холодной жестокости, словно примеряя на него маску — или наоборот, срывая ее? — чтобы посмотреть, насколько, она тому подходит.

Вечером Кейну позвонили. Он как раз вошел в холл, и Маненте замахал ему рукой, держа в другой телефонную трубку. У Трэверса заело крепление, и он возился с лыжами снаружи возле входа. Холл был пуст, а Маненте, когда Кейн взял трубку, ушел в кладовку у заднего выхода. Через минуту вошел справившийся с креплением Трэверс и, поставив лыжи у стены, подошел к стойке бара. Стойка была длинной, Трэверс и Кейн находились в противоположных концах, и Трэверсу вряд ли было слышно, что тот говорит, однако Кейн, оглянувшись через плечо, положил трубку возле аппарата.

— Синьор Маненте! — Услышав, что его зовут, Маненте вышел из кладовки. — Переключите аппарат на мой номер. — И Кейн быстро взбежал по лестнице на второй этаж.

Весь вечер он пробыл у себя и попросил подать ужин в номер.

Утром следующего дня Трэверс за завтраком сухо осведомился у Кейна, какой склон, западный или восточный, он предпочитает выбрать сегодня для прогулки. Кейн ответил, что западный, и Трэверс сказал, что в таком случае у них разные маршруты.

Хотя Кейн с Трэверсом катались порознь, к отелю они подъехали одновременно.

— Вам звонили, — сообщил Трэверсу хозяин отеля. — И вам тоже, синьор Хелман.

— Кто мне звонил, не знаете? — спросил Трэверс.

— Сейчас, я записал. — Маненте подошел к стойке и полистал блокнот. — Вам звонил адвокат Трентон и просил передать, что будет звонить снова, сегодня, а в какое время, я, к сожалению, не расслышал?

— А мне? — спросил Кейн, когда Трэверс отошел.

— Вам звонил мужчина, но ничего не передавал.

В три часа хозяина отеля по телефону предупредили, что на западном склоне ожидается лавина. Он сообщил об этом всем постояльцам, постучав даже в номер супружеской пары, хотя предполагать, что Элизабет и Джон Нокс отъедут от отеля дальше чем на полмили, было нелепо. Когда Маненте заглянул в номер Джека, тот спал — горный воздух с непривычки вызывал сонливость, впрочем, предупреждать его было так же излишне, как и Ноксов. Большинство трасс проходило как раз по западному склону, поэтому после обеда все остались в отеле. В четыре часа Трэверсу позвонили. Слышно было плохо, приходилось то и дело переспрашивать. Звонил адвокат Трентон.

— Да, я слушаю… Полиция? Зачем?.. Постарайтесь выяснить точно… Да, если сумеете. Обратитесь от моего имени к сэру Эссексу… Нет, мне значительно труднее, потом я объясню, почему… Да, мистер Трентон, вы поняли совершенно верно… Нет, я не смеюсь над вами. Мне вряд ли удастся узнать, хотя я постараюсь… Хорошо, но…

Разговор оборвался, кроме шума и треска было ничего не слышно, но Трэверс, по существу, уже закончил разговор. После этого звонка он покинул компанию французов и итальянки, с которыми перед этим смеялся над рассказом Гюэ о том, как в прошлом году у него на вершине горы укатилась вниз одна лыжа, и уселся у края стойки. Коротко бросив Маненте: «Коньяк», он стал вертеть рюмку, сосредоточенно думая о чем-то, судя по его нахмуренным бровям, малоприятном.