Венец лжи

Винтерс Пэппер

Не то чтобы я могла прочесть его мысли.

Язык его тела оставался загадкой — руки крепко сжаты, челюсти стиснуты. Нижнюю часть лица скрывала густая щетина, частично пряча его и здорово сбивая с толку.

Каждый шаг вызывал разные мысли: воспоминания о том, что случилось с Адидасом и Бейсболкой, и о том, что бы со мной стало, если бы им удалось меня изнасиловать. Затем облегчение от того, что этот загадочный путник оказался там в нужное время и спас меня.

Как мне за это отплатить?

Он не просто предотвратил ограбление. Этот незнакомец не дал мне превратиться в другого

человека. Он уберег меня от переломного момента, после которого я была бы уже не наследницей «Бэлль Элль», а психически больной иждивенкой.

Я бы не позволила себя сломить.

Но откуда мне это знать? Я верила в себя исключительно благодаря папиной опеке и поддержке. Но я была еще слишком юна. Девятнадцать лет — ничто по сравнению с годами дальнейшей жизни. Жизни, которую возвратил мне этот человек своим самоотверженным поступком.

Чем больше мы шли, тем неизмеримее становился мой долг. Шок уступил место осознанию того, как близко я была к катастрофе. Сейчас я могла бы валяться в том переулке — избитая, истекающая кровью, униженная.

«Но я не там».

Из обыкновенного незнакомца, этот парень превратился в мою броню. В броню, которую я любыми средствами должна вознаградить, потому что восемьдесят долларов — ничто по сравнению с тем, что он для меня сделал.

Пока я над этим раздумывала, мы прошли еще один квартал, мимо закрытых магазинов и случайных пьяных прохожих. Я украдкой поглядывала на своего спутника, сгорая от желания закидать его вопросами и побольше о нем узнать. Поговорить с человеком, которого я только что встретила, но который повлиял на мою жизнь так, как никто другой.

Знал ли он, как я ему благодарна?

Понимал ли, что сделал, защитив меня?

Если он бездомный, я ему помогу.

Если беден — заплачу.

Жизнь за жизнь.

Я не остановлюсь, пока не спасу его также, как он спас меня.

Меня пленил взгляд его темных глаз. В бурных и глубоких озерах суровости и холодного расчета скрывались более нежные эмоции. Мы скользили сквозь редеющую толпу пешеходов, то рядом, то врозь, связанные судьбой и совместно пережитым случаем.

Я ненавидела себя за то, что уже ему солгала. Что скрыла, кто я на самом деле, и не назвала ему свою настоящую должность. Но мне нравилось, что он считал меня какой-нибудь простой секретаршей, живущей в квартире размером с обувную коробку. Нравилось, что он видел во мне нормальную девушку, а не неприкасаемую, как все мальчики из моей школы.

«Мне нравится, как он на меня смотрит».

Как будто он тоже что-то чувствовал. Что-то, чего не мог понять — что-то неопределенное, не связанное ни с сексом, ни с химией. Но благодаря этому мы тянулись друг к другу, ощущая эти летящие от него ко мне искры.

Когда его взгляд стал слишком пристальным, я слегка улыбнулась и опустила голову. Заливший мои щеки румянец выдавал неопытность, но также и открытость по отношению к нему. Если бы я ничего не чувствовала, мне было бы все равно, как он на меня смотрит. Если бы у меня в животе не порхали бабочки, а сердце не выпрыгивало из груди, я бы и

не заметила гнетущей тишины, которая с каждой секундой становилась все напряжённее.

Обрадовался ли бы мой отец, узнав, что я нашла…друга?

Перед моим мысленным взором возникло суровое, но беспристрастное лицо отца.

«О, нет!»

Моя рука метнулась к шее, чтобы коснуться сапфировой звезды, которую он мне подарил — звезды, которая делала нас ближе друг к другу. Та, которую он купил мне от всей души.

Её там не было.

Моя шея была абсолютно голой.

«Они ее украли!»

«Я забыла сказать ему, чтобы он ее у них забрал».

Я резко остановилась и, оглянувшись через плечо, скользнула пальцами по обнаженной ключице. Папа меня убьет! Он узнает, что я вышла в город, и меня ограбили, потому что иначе ожерелье бы не исчезло.

«Вот черт».

— Все в порядке? — парень замедлил шаг и, расслабив руки, засунул их в передний карман толстовки.

— Мое ожерелье. Они его забрали.

Незнакомец остановился.

— Какое ожерелье?

— Подарок ко Дню рождения, — я тяжело вздохнула, к глазам уже подступали слезы. — Знаю, что какая-то дурацкая побрякушка мало что для тебя значит, но это дорогая моему сердцу вещь.

Парень расставил ноги, и я снова обратила внимание на то, какой он стройный и быстрый.

— Когда я спросил, взяли ли они еще что-нибудь, ты о нем не вспомнила.

— Знаю! — я принялась нервно теребить волосы. — Я о нем забыла. Все произошло так быстро.

— Если оно так много для тебя значило, ты должна была помнить, — его тон не был ни надменным, ни жестоким, но слова впились в меня, словно осы.

Проглотив скорбь, я выплеснула свой гнев.

— Оно было совсем новым. Мне подарили его сегодня утром.

— И ты уверена, что они его забрали?

— Конечно, уверена, — я резко развернулась и, откинув волосы с шеи, показала красный след от сорванной цепочки. — Видишь?

— Я просил их все вернуть, — лицо незнакомца помрачнело, словно он принял мою потерю близко к сердцу. — Они вернули.

— Знаю…

— Скажи спасибо, что отделалась подаренной на День рождения безделушкой, — он облизнул губы, и в его взгляде блеснуло мрачное раздражение. — Кстати, с Днем рождения.

Незнакомец повернулся и зашагал вперед, то ли ожидая, что я последую за ним, то ли пытаясь отступиться от обещания проводить меня домой.

Конечно, он был прав. Дурацкий драгоценный камень в обмен на спасение жизни? Это небольшая цена. Но, Боже, как же больно было думать о подарке отца — о прекрасной сапфировой звезде — в руках этих мерзавцев. Как они будут ее трогать, засовывать в свои грязные карманы, а потом продадут кому-нибудь, кто никогда не узнает откуда она взялась.

«Папа меня возненавидит».

Чувство вины грызло меня острыми серебряными клыками. Если я расскажу отцу правду о том, что произошло, если у меня хватит смелости признаться, что я ушла, никому не сказав, он меня поймет. Простит.