Венец проигравшего

Коваль Ярослав

— Вот как? Надо будет хоть из интереса посмотреть на неё, а то ведь, если на пути столкнусь, боюсь, в лицо не узнаю.

— Хочешь сказать, что даже не знаком с нею?

— Уверен, что мы были представлены. Но, конечно, не запомнил. Я даже вассалов своих иногда путаю, ещё их жён помнить в лицо — где уж. Кстати, которая имеется в виду? У Римери, кажется, четыре жены.

— Лаэнев. Она считается красоткой. Помнишь её?

— Столько дам — где уж всех упомнить. — Я помолчал, но она больше ничего не говорила, только смотрела. — Мар, да уж спрашивай прямо. Чего ты

боишься?

— Ты встречаешься с нею?

— С госпожой Лаэнев Римери? Нет, конечно. Не встречался, не встречаюсь и не собираюсь. И даже смотреть на неё не буду, если тебя это напрягает. Откуда вообще такие слухи?

— Леди осталась в Ледяной крепости, хотя почти все семьи твоих вассалов перебрались на юг, в безопасные области Империи. Отношения госпожи Римери с мужем настолько плохи, что они этого даже не скрывают. То есть она осталась здесь не из-за мужа.

— А предположение, что она осталась здесь из-за кого-то чуть менее высокопоставленного, чем я, никому в голову не пришло?

— С чего бы её супругу терпеть внимание к супруге со стороны кого-то менее высокопоставленного, чем он сам? Если б было так, он бы давно власть употребил и силой бы её отправил на юг к родственникам, подальше от соблазнов.

— Я тебе могу сказать с уверенностью, что мужу третьей леди Римери вообще не до её намерений и возможных надежд. Как и до надежд других своих жён. Он воюет. А нам сейчас приходится очень трудно.

Моресна слегка нахмурилась.

— Я тебя отвлекаю?

— Нет, конечно. Иначе бы мы с тобой сейчас не говорили. Заверяю — леди Лаэнев осталась здесь по какой-то своей причине. Она не интересует меня настолько, что сейчас, вспомнив её имя, не могу вспомнить её лица. Ты мне веришь?

— Я верю тебе. — Жена помедлила, но всё-таки добавила: — Верю. Но вот другие…

— Плевать на других. Ты потому приехала — проверить?

— Нет, я действительно хочу быть с тобой. Но просто… связь с чужой женой — это ведь против чести, против закона…

— Ага, а ещё против норм мужской солидарности и оскорбительно для собственной супруги. Вот только всё это не будет иметь особого значения, если нет желания соблюдать верность. Согласись. Верность из страха стоит меньше, чем вода в дождливый день, она порождает не любовь, а ненависть, отторжение, желание освободиться любой ценой. А верность из желания — самая настоящая. Я хочу быть тебе верным, Мар. И всегда хотел. Кроме тебя, я был только с одним существом женского пола. Помнишь ту демоницу? Я потом подарил её Тархебу. Всё. Других не было. Клянусь.

— Я правда тебе верю, — вздохнула она. — И всё это ерунда. Тем более с рабыней-демоницей. Какие же это отношения…

— Очень хочу, чтоб ты была счастлива. Поверь. На многое ради этого готов.

— Я тоже хочу, чтоб ты был счастлив. Готова угождать тебе не потому, что так положено, а искренне. Я прошу у тебя прощения за своё неподобающее поведение, за то, что спорила с тобой из-за свадеб Алекеша и Амхин. Я не должна была. Я это поняла, и мне очень стыдно. Наверное, ты был слишком добр ко мне, и потому я забыла, как мне следует себя вести…

— Брось,

девочка моя. — Я обнял её, прижал к себе. Это было такое облегчение — понять, что она совсем не дуется на меня, наоборот, ищет моего прощения. — Не говори так. Твоё беспокойство понятно. Что случилось, то случилось, забудем об этом. Я совсем на тебя не сержусь.

— Правда?

— Да. И надеюсь, что в будущем у нас с тобой не возникнет подобных напряжённых моментов. Я имею в виду и свадьбы, и слухи о всяких там моих связях.

— Да бог с ними, со связями. — Моресна взмахнула рукой, и её спокойствие не было наигранным. — Если со служанками или простолюдинками — ну кто принимает это в расчёт? И даже любовница из девиц благородного происхождения — ерунда. По-настоящему плохо, когда начинают говорить о связи лорда с женой кого-нибудь из его вассалов. — На этот раз взгляд был многозначительным.

— Вы с Аканшем словно сговорились. И именно сегодня.

— Друг тебя предостерегал? Значит, он тоже слышал болтовню. Он искренне за тебя волнуется.

— Мои постельные привычки — не его дело. Зато твоё, да, надо признать. Он просил тебя со мной поговорить?

— Нет.

— Верю.

— Это просто совпадение, Сереж.

— Да понимаю! Ладно, шучу.

— Просто совпадение. Однако если даже твой друг говорит о таком — понимаешь, как это важно?

— Детка, можно подумать, если я женюсь вторично, про меня больше не будут болтать всякую хрень!

— О чём-то другом будут, но не об этом. Тогда все поверят, что ты действительно увлечён новой женой и только ей отдаёшь своё внимание. А в то, что ты можешь отдавать всю любовь только мне, старой жене, с которой в браке уже без малого четверть века, не поверит ни один имперец.

— Но ты же знаешь, что это правда!

— Я знаю, да. Но, даже притом, что знаю это, огорчаюсь, когда надо мной смеются. Сказать правду — значит наверняка нарваться на насмешки. На недоверие. Другие женщины — все без исключения! — назовут меня слепой дурой, которая просто закрывает глаза и по глупости плюёт на то, что муж гуляет с замужними. Иначе б он, мол, не скрывал свои похождения. Зачем их скрывать, если гуляешь по свободным девушкам? А интерес к чужим жёнам позорен, причём не только для мужчины, но и для его жены. И мне приходится придумывать, что ты спишь с моими служанками, с моими фрейлинами — просто чтоб не выглядеть полной идиоткой.

Я ошеломлённо смотрел на жену. Она никогда раньше не говорила мне об этом.

Подобные тонкости взаимоотношения полов в Империи не были для меня откровением. Естественно, брак священен, и на женщину, которую уже заполучил другой, без колебаний может положить глаз только государь. Но на то он и государь, он — особое дело! Вот только мне как-то не приходило в голову, что круг общения моей жены может ударить по ней своим злословием в мой адрес.

Стоило только задуматься, как сразу пришло понимание, что это логично. Ведь мы неразделимы, жене приходится нести на своих плечах все тяготы моих ошибок или проступков, как реальных, так и мнимых. Это везде так, даже у меня на родине.