Венец проигравшего
Шрифт:
И они, что очень заметно, тоже не испытывают ненависти к нам. Отсутствует в их восприятии и брезгливо-усталое: «Ну, что поделаешь — так надо», соображение, способное даже нормального человека примирить со зверствами в отношении людей, которые не вызывают отторжения или негодования, имеющего вескую причину. Они смотрят на нас, как могли бы смотреть радушные гостеприимные хозяева на приглашённых гостей. И в свете тотальной войны это едва ли объяснимо — особенно с каланчи моего нынешнего опыта. Может, потом я начну понимать ситуацию лучше.
Совета мне не у кого спросить — увы!
— Ты хочешь смотреть и завтрашний
Она смутилась так красочно, словно я выдернул её из-под любовника.
— Прости, понимаю, мне не следовало…
— Если бы считал, что не следовало, сказал бы об этом своим офицерам. И они б тебя увели. Я ещё тогда говорил тебе — не имею ничего против. Так будешь завтра смотреть? Учти — бой будет на оружии.
— Вот этого я боюсь. Так что, наверное, не стану. Хорошо, что сегодня вы дрались врукопашную. Я совсем не волновалась, и так приятно было посмотреть, как здорово ты его опрокидывал. — Моресна смущённо улыбалась.
— Ты зря считаешь, что рукопашный бой безопасен. В принципе, довольно простое дело — убивать ударом кулака. Была бы сноровка… Ну ладно, ладно, я не хотел тебя пугать. Меня убить довольно сложно, поверь. Так что — будешь завтра смотреть?
— Лучше я посижу в своих покоях и буду вести себя благопристойно. Как и подобает женщине в летах.
— Тоже мне, женщина в летах. У тебя ещё вся жизнь впереди! Если передумаешь — ты знаешь, к кому обратиться… Как себя чувствуешь? Хорошо? Раз так, то жди меня сегодня ночью. Я по тебе изголодался.
— Может, ты бы поберёг силы перед завтрашним поединком…
— Дурочка. Меня с избытком хватит и на семью, и на наших бесцеремонных гостей!
Я чувствовал себя очень уверенно, но считал, что имею к тому все основания. Едва ли мой завтрашний противник дерётся намного лучше, чем Акыль. Мне так не показалось, хотя я поглядывал на него и пытался оценить его уровень по тому, как он двигается. Парень сильно моложе меня, и вряд ли прячет в рукаве опасные сюрпризы. Хотя, конечно, расслабляться пока преждевременно.
Даже и не собирался.
Отай оказался интересным противником, не лишённым творческой жилки и воображения. Двигался он очень мягко, этого едва ли стоило ожидать от закостеневшего в седле кочевника. Они обычно научаются ездить раньше, чем ходить, что обязательно накладывает отпечаток на все повадки и все ухватки. Но этот, похоже, родился уже с мечом в руке. И если б достижения человеческого гения не оказывались порой совершеннее и блистательнее, чем дары природы, мне не светило б в этом поединке ничего хорошего. Но Одеи в своё время осенили меня своим гением, и спасибо им. Кстати, подходит годовщина моего знакомства с ними, надо не забыть отправить им обычный подарок.
Едва только начав бой, я уже понял, что парень далёк от мысли всенепременно прикончить меня. Можно подумать, сейчас он стремится продемонстрировать зрителям всё своё искусство, перепробовать обязательно каждый приём, который только придёт в голову или был заучен во времена ученичества. Впрочем, допустим, кочевника помимо возможности показать себя действительно интересовала возможность проверить в деле и ухватки, и собственную изобретательность. Но тогда он, пожалуй, довольно странно относится к нашему поединку.
Нет, мы не сражались за свою жизнь, не бились за право зверски расправиться
И в этом безумии была своя прелесть.
Мы крутились на том же месте, где накануне приминали траву парусиной и телами. Она не успела взбодриться, поэтому сегодня мешала в меру, почти не путалась в ногах. Бой занимал всё внимание без остатка, поэтому подбадривающие крики, вопли азарта и громкий обмен мнениями доходили до меня лишь в те моменты, когда геометрия поединка по тем или иным причинам подразумевала паузу. И на Отая посматривал взглядом обычным, оценивающим человека, а не его намерения, только в такие мгновения. Странное дело — он, кажется, начинал уставать. Мыслимое ли дело, если он так молод и тренирован?
В сложившемся режиме боя мне, конечно, не светит быстрая эффектная победа — только прежняя игра в высокое искусство и реальная возможность продержаться, пока что-нибудь не изменится. А раз он притомился, значит, этот миг начинает приближаться.
Но до него мы с кочевником не доиграли, хотя по его глазам я догадался: он понял, за кем в конечном итоге останется преимущество. Он осознал, что боец, который намного старше него, оказался ещё и выносливее. И когда Бейдар, выждав удобную паузу, вмешался с каким-то разговором на неизвестном мне языке, гортанном и протяжном, Отай явно воспринял это с облегчением. Он немедленно предложил мне закончить бой вничью и объяснился какими-то срочными семейными делами. Мне было не жалко. Ничья так ничья.
— Милорд, — окликнул адъютант.
— Что такое? Важное? — Я передал меч оруженосцу и отошёл в сторону, чтоб противник не слышал нашего разговора.
— Да, милорд. В крепости открывают южные ворота.
— Да ё-моё! Кто на этот раз? Ярка, что ль, вернулся?
— Нет, милорд. Её светлость Аштия Солор.
— Госпожа Солор здесь?! Почему не известили из Белого распадка?
— Госпожа Солор сообщила людям милорда, что это ни к чему, поскольку посыльный будет добираться до крепости дольше, чем она, а в магической связи уверенности нет. Её светлость прибыла сюда с самой малой свитой.
— То есть без армии? Я ничего не понимаю…
— Милорд!.. — Адъютант взглядом показал на противника.
— Да, конечно. Ладно. Мне уже предложили ничью, я согласился, так что почти свободен. Сейчас закончу формальности, если они есть… Её светлость, надеюсь, и без моих указаний примут как должно?
— Милорду не следует сомневаться в этом.
— Ну и хорошо. Ребята, забирайте свои наконечники, и разойдёмся по домам. Славно подрались!
С кочевниками оставалось только раскланяться и совсем немного задержаться, чтоб проследить, как уходят мои и их отряды. Ну, потом ещё нужно было добраться до крепости… Когда я спешился во внутреннем дворе и поинтересовался, где же гостья, мне указали на одну из верхних наблюдательных галерей. Как же она шустра, просто поразительно! Из доспехов я вышелушивался прямо в солдатской кордегардии, у ворот, потому что так было быстрее (о чём мне заботиться — слуги потом отнесут всё в мою личную оружейную!), а потом поспешил к ней: поприветствовать и порадоваться, что она наконец-то здесь.