Венец терновый
Шрифт:
«Донецк уже никогда не появиться, также как Мариуполь и Луганск. История должна пойти по другому пути. Обязательно иная в этих краях будет – без ярма крепостничества!
Ненавижу сукиных рабовладельцев, какими именами они не прикрывались. Представляю, как охренеют в Киеве и обалдеют в Москве, когда там проведают, как я назову два последних города, которые обязательно появятся в этом году на их историческом месте.
И как взовьются поляки, будто им прищемили яйца, когда узнают, на что я начну претендовать в своем полном титуле?!
Их король Ян Собесский меня «закажет» сразу или попытается вначале по-хорошему
Если второе – то чванливые московские бояре на дерьмо изойдут. Но скорее, всем кагалом взовьются похлеще ляхов. Еще бы – тут даже не самозванство, а посягательство на устои!»
Мысли текли ровной полосой – Юрий Львович свыкся с мыслью, что жизнь его может быть прекращена кинжалом убийцы в любую минуту, но отступить не захотел бы ни в каком случае.
Дело пошло на принцип – слишком памятно было ощущение собственной мочи, стекающей по ноге, и воспоминание о полной беспомощности висящего на дыбе человека. И холодные глаза бородатого боярина, что взирал на него, как на кучку куриного помета, которую можно растоптать подошвой сафьянного сапога.
«Без меня тут справятся братья, одна громкая фамилия о много говорит – Волынские!
Вон как Иван Петрович воодушевился – считает, что спустя века его род вернулся на землю отцов, пусть и в другом месте. И два его брата сдернули с Белгородчины – терять им нечего. Младший однодворец, у старшего два десятка крепостных – вместе со всеми людьми ушел, как тать, благо весна ранняя наступила и теплая.
А ведь как не крути, но теперь в глазах московских бояр они изменники и подлежат наказанию!»
Юрий прошелся мимо телег – люди низко кланялись ему в пояс и принимались дальше трудиться. Даже дети были заняты работой, и отнюдь не бестолковой, как в его покинутом мире – здесь даже крохи совсем иначе воспитывались, и безделью не предавались.
– В седла, гусары!
Юрию под узды подвели белую лошадь – чрезвычайно редкая масть, неизвестно где ее добыли в прошлом году донские казаки, среди которых имелись вояки цыганистого типа – а тот народец известные конокрады. Хотя к казакам это никак не относится – они никогда не крадут, а просто берут добычу на острую саблю.
Опустившись на колено, молодой гусар поддержал стремя – Галицкий легко вскочил в седло, вышколенная кобыла только прянула ушами. Спокойная на диво, неноровистая лошадь ему понравилась с первой минуты знакомства. И вот уже полгода они жили душа в душу, совершая поездки по обширному краю. Поначалу натер себе все что мог, но теперь обвыкся, и верховая езда стала нравиться.
Десяток панцирных гусар, его постоянный конвой во всех поездках, уже сидел на конях. Жаркие солнечные лучи отражались на серебристых доспехах. Блики скользили на изогнутых дугах с лебедиными и гусиными перьями, на блестящих касках со стрелками, защищавшими лицо от поперечного удара саблей. Кони серой и светло-серой масти, покрытые чепраками такого же цвета – в общем, люди в белой форме и серебристых панцирях на серых лошадях производили впечатление на всех, кто их видел хоть однажды.
Еще бы – волынские гусары, или «вольные», как их тут с восторгом все называли, от хмурого взрослого мужика, до смотрящего со стороны горящими глазами мальчишки.
Достались они по случаю, в последнем месяце прошлого года – пришли на отощавших
Оказалось, что до них осенью докатился слух, что на востоке войска запорожского есть «вольные земли», и где правит потомок королей Галиции и Волыни, что не только принимает православный люд, но всячески привечает несчастных. Народец, совершенно осатаневший от «Руины», разоренный и оставшийся без урожая, а потому обреченный на голодную смерть, от полной безнадеги тронулся в далекий путь, в поисках счастья, понимая, что скорее найдут в дороге смерть.
И каково же было их изумление, когда они не только дошли, но собственными глазами увидели Галицкую «Вольную» Русь!
И «доброго короля милостивца, защитника обиженных и угнетенных», о котором в правобережье уже начали слагать сказки и рассказывать их по вечерам детям!
Сам Галицкий от массового наплыва людей чуть ли не впал в полное отчаяние – за зиму на Донбасс пришло более трех тысяч переселенцев, с весной их поток изрядно увеличился – разорение и голод царили в прежде благодатных и хлеборобных краях.
В Поместном приказе дьяки и подьячие трудились круглосуточно, переписывая прибывающие толпы. И направляя по слободам для расселения – там хотя и построили дома в расчете на новых переселенцев, и запасли зерна, но никто не ожидал такого «пришествия». Старосты и старейшины взвыли, но сердцем никто не очерствел – принимали всех несчастных, делились куском хлеба в домах. Да и памятку князя все помнили хорошо – «вас приняли и кормили, теперь и вы обязаны так сделать!»
Впрочем, здесь присутствовал нехитрый крестьянский расчет – рады были не только новым рабочим рукам, благо земли вокруг непочатый край, но и защитникам. Ведь каждый мужчина должен был получить оружие и научится стрелять – без всеобщей воинской службы выжить населению на краю «Дикого Поля» невозможно. С первой травой все жители с напряжением в душе каждый день ожидали прихода ногайцев – а их набеги могли продолжаться чуть ли не круглогодично.
«Если так дело пойдет и дальше, а к этому и идет, турки и татары готовы к большой войне, то к концу года население моего княжества, как минимум, удвоится. Но лишь бы не утроилось – людей кормить будет нечем, хотя я приказал засевать все что можно и чем можно. Вместо ружей на «славянской» мануфактуре всю зиму сельхозинвентарь ковали бесперебойно, все запасы железа извели.
Вон как целину бодро распахивают – гектаров, чур, тут все в десятинах измеряют, тридцать уже отработали, и это, судя по охвату, только начало. Торопятся люди с посевной – сейчас каждый день на вес золота. А вон и детки трудятся, никак кукурузу сажают?»
Юрий остановил лошадь рядом с полем – действительно, ребятишки довольно быстро копали ямки и бросали в них желтые крупные зернышки. Народ из Подолии прекрасно знал кукурузу и давно ее выращивал – так что можно было не сомневаться, что урожай заботливо вырастят и тщательно соберут. Запасы велено подготовить на пять тысяч человек – хотя переселившегося сюда люда едва на пару тысяч.