Венец терновый
Шрифт:
– А вот души православные на пленных османов обменять можно – я всех несчастных во владениях своих устрою, призрение окажу милостивое. Народец мне сильно надобен, край, почитай, заселен скудно, татары войска одного столько вывести в поле смогут, сколько у меня тут людишек собрано. И ратники мне зело нужны – землю ведь от ворога оборонять нужно, от татарских набегов остерегаться.
Юрий посмотрел на князя самым честным взором, который только смог придать, и тот, судя по искоркам в глазах, и произнесенным словам, его отлично понял:
– Азовский полон твой, государь, это все в нашем войске хорошо знают.
«Дух перевести можно, война продолжится и меня один на один с турками теперь не оставят. Тогда понятно, откуда такие плюшки идут и отчего так щедро ими наделяют. Царь Федор заинтересован во мне как в союзнике, и в то же время в любой момент может моей головой откупиться. Это ведь демонстративная провокация – вернуть султану азовский гарнизон, не московитами захваченный в плен, и тем самым показать, что я его подручником являюсь. Идеальный ход, дающий выигрышную позицию!»
– Весь гарнизон Азовский отправлю за Северский Донец в любое время, как уговор с османами достигнут будет. Они сейчас на мысе Таган-Рог крепость с городом возводят, там верфь будет для флота Азовского. Ход войны на море теперь определяться будет!
Юрий внимательно посмотрел на Голицына, поймет ли тот его посыл – тот только улыбнулся в ответ и пояснил:
– Для того «выборные полки» великий государь повелел на Керчь отправить. Надобно только продумать, как войну с османами будущей весной повести, и поход вражеский отразить. Турецкая армия лишь частью к Перекопу отошла, к Очакову до пятидесяти тысяч направилось – зимой ведь не воюют. А татары и ногайцы по кочевьям разошлись.
– Я зимой всем своим войском татарам и туркам урон наносить буду, набеги устраивать, – Юрий говорил своим обычным голосом, стараясь, чтобы Голицын не стал задавать вопросы, на которые придется лгать. А так вроде как и показал свои намерения, но не намекнул. И тем более не рассказал, какими же они будут на самом деле.
– Необычно сие, государь, так никогда не воевали.
– Все когда-нибудь в первый раз происходит, князь Василий Васильевич. Только не хочется сидеть ровно и дожидаться турецкого нашествия – врага нужно бить тогда, когда он не ждет, и лучше в феврале, перед самой весной, когда степь подморожена, и двигаться войскам по ней легко будет. А потом за грязью месяц отсидеться можно.
Юрий медленно раскурил сигару, наклонив голову, стараясь, не встретится взглядами в эту минуту. Голицын к его удивлению, на курение не обратил внимания.
– Великий государь повелел к твоему царскому величеству помощь по весне отправить, если османы от Перекопа через степь на города ваши пойдут в силе тяжкой. Войско стольник Григорий Бологов возглавит – там пять тысяч «выборных солдат» у него будет, да конницы столько же – казаки слободские и гетманские.
«Дареному коню в зубы не смотрят и под хвост не заглядывают. Итого двадцать тысяч – сила серьезная, если ей правильно распорядится. Наступать надобно – обороной войны не выигрывают. У меня преимущество в оружии – такой момент нельзя упускать. Вот и хорошо, будет, чем фронт прикрыть, но удар нанесем там, где он станет для врага неожиданным. Как говорил один знакомый – удивить, наполовину
– А еще повелел царь Федор Алексеевич боярам Волынским разрешить перейти на службу к тебе, как их пращуры честно служили королям Галицким и Волынским, дабы тебе опорой верной были. И за службу, из крымского полона принятому сыну боярскому Ивану Волынскому, сыну Петра, жалует поминки, кои дьяк вручит.
Слова Голицына обрадовали Юрия – царская опала на всех трех Волынских могла обернутся им, если не плахой, то ссылкой в Сибирь, попади они в руки приказных людишек. А так их «дезертирство» прощено, да и другие родственники могут припожаловать – всем место на службе найдется при жутком кадровом голоде на образованных людей.
– А еще, тебе, Юрию Львовичу, королю готскому, светлейшем автократору и господину княжества Феодоро, желают служить новики и бояре родов знатных. Бояре Ховрины, что царям московским верно служат, род свой от Стефана Ховры ведут, князя Готийского, что с сыном Григорием великому князю Московскому Василию Дмитриевичу служить присягнули. От них рода Головиных потянулись, ибо одного из Ховриных «Головою» прозвали, и Третьяковых, от сына третьего, коего обычно так называют в обиходе. И тот Стефан Ховра, что родоначальник, троюродный дядя первого базилевса Феодоро Алексея, которому жена твоего пращура князя Льва Данииловича, Василиса, родная сестра.
«Ай-яй-яй, как нехорошо проявлять неведение относительно всех своих родичей. Самозванец вы батенька, на сем действе они и горят. Удружил отец Фотий, если не с подделкой свитков, то с некоторым их исправлением. А я ни сном, ни духом, что аж три рода боярских мне в какой-то мере родственники, пусть седьмая вода на киселе».
– А еще бояре Кафтыревы, что свой род из Кафы ведут, в старину подручниками ближними у базилевсов Готии были, а после победы османов бежали в Псков. Со мной новики и сыны боярские всех родов этих, что пожелали вернуться на землю пращуров, и саблей сей край защищать, и твоему царскому и королевскому величеству служить верно. Великий государь Федор Алексеевич, в знак великой милости, всем им разрешил вернуться на землю дедич и отчич. Со мной прибыло представители всех родов, числом два десятка – новики и сыны боярские, что по молодости своей решили царю Боспорскому верно послужить.
Юрий сидел помалкивая и курил, демонстрируя безмятежность, но внимательно слушая князя. В голове на галопе проносились мысли, и отнюдь уже не радостные, а скорее тревожные.
«Засланные казачки, не иначе – и отказать нельзя, ибо блюдо под таким соусом подано, что отвергать невозможно. Все секреты пронюхают… И что с того? Пусть, то во благо пойдет! К тому же младшие сыновья служить мне будут, и с моей руки кормиться, а, значит, почти все верны будут. И это стяжка великолепная, родственные связи ведь останутся и переплетаться начнут – и свои люди на Москве появятся!»
– Зело обрадован я, княже, что рода боярские не забыли корней своих. А потому десять лет служить будут на жаловании в двадцать гривен в месяц. После десяти лет пожалую каждого вотчиной в двести десятин, или четыре сотни чатей. И податей платить не будут, токмо людей должны сами уговаривать к ним селиться – у нас народ везде вольный, холопства нет, и никогда не будет на моих землях.
– То мне известно, – кивнул головою Василий Васильевич. – необычны порядки сии, царство сильно службой. И бояре с дворянами в том могучая опора. А как служить, если деревеньки в кормление не дают?!