Венец творения
Шрифт:
Опрометью выбежав из кабинета ужасов, я наткнулась на выходившего из ванной генерала Прошкина. Старый вояка, завернутый в банный халат, казалось, ничуть не удивился, увидев меня в своем доме. Усмехнувшись, он произнес сладким голосом:
— Женечка, милая девочка, я так и знал, что вы навестите меня! Ведь вы решили продолжать игру в Шерлока Холмса в юбке, не так ли? Нехорошо, очень нехорошо!
Говоря это, генерал двигался ко мне, я же спиной пятилась к двери в коридор.
— Вы сумасшедший! — выдавила я из себя. — Вы все тут сумасшедшие! Эти головы в шкафу…
— Прелестная коллекция, не так ли? — проворковал
Не дожидаясь, пока он выстрелит в меня, я бросилась прочь. Споткнувшись о крутящихся на лестнице жирных кошек, я кубарем полетела вниз. А потом носом уперлась в огромные миски для хвостатых созданий — там лежали куски кровавого мяса. Меня замутило, и подумалось: «Говядина это или телятина — или…»
Мысль оборвалась, потому что сверху раздался голос генерал Прошкина:
— Liebchen [5] , ну куда же вы! Я неправильно выразился, вас я убивать, конечно же, не намерен! Вы для другого нужны! Не бойтесь вы так…
На меня же бросились разъяренные кошки, кажется, приученные к нападению на человека, отпихнув которых, я выкатилась из дома генерала и понеслась прочь.
В лесу подле Мухиной дачи я натолкнулась на господина Ушайко. Дав волю своим чувствам, я обвинила его в малодушии и подлости. Студиозус, ухмыляясь, заявил, что я сама виновата. И что, если бы я предпочла не «этого хахаля Мишутку», а его самого, то все могло бы быть иначе. Тратить время на это ничтожество мне не хотелось.
5
Милочка (нем.).
Вернувшись в комнату, я задумалась. Итак, генерал Прошкин, этот прелестный старикан, тоже был замешан в убийствах, причем руки у него были по локоть в крови — и отнюдь не в переносном значении!
Но как же так? Получалось, что под подозрением были и старый граф, и неутешный вдовец Тугодумов, и наглый студент-агроном, и даже баронесса фон Зиммиц и чопорная экономка Луиза Артамоновна! А теперь и генерал Прошкин!
Неужели они все…
Неужели они все в самом деле убийцы?»
«23 августа 1913 года. Мне так не хватает Мишеньки! Потому что я окружена врагами. И центром всего ужаса является Мухина дача. Я все думала, что генерал Прошкин нагонит меня, приедет к нам в поместье, пришлет полицию… Ничего такого он не сделал!
И не потому, что боялся разбирательства, ибо, если бы я даже и заявила, что он хранит в шкафу высушенные человеческие скальпы, никто бы этому в свете предыдущих событий не поверил. А если бы все же и поверили и отправились бы к генералу домой, то наверняка не нашли бы ничего компрометирующего — все давно уже было перепрятано!
Я знала, что самым правильным было бы немедленно бежать с Мухиной дачи. Но я ведь дала слово, что выведу на чистую воду убийц Сашеньки! И не могла же я бросить на произвол судьбы свою воспитанницу Женечку, так прикипевшую ко мне душой!
Да и побег с Мухиной
«24 августа 1913 года. Сегодня генерал Прошкин пожаловал в гости к старому графу. Чуть позже подкатила и баронесса фон Зиммиц. Старый вояка был любезен, как обычно, и меня заставили сидеть в гостиной рядом с ним, пить чай и вести непринужденную светскую беседу. Когда на мгновение я осталась один на один с гостями, генерал игриво похлопал меня по руке и произнес:
— Liebchen, вы правильно сделали, что не подняли скандала! Все равно бы это ничего не дало! Кстати, не беспокойтесь, мои артефакты уже в надежном месте. И голова вашей подруги — тоже! Она — венец моей коллекции!
А баронесса, хрюкнув, благостно улыбнулась. Я пулей вылетела из гостиной, невзирая на грозный окрик Луизы Артамоновны, поднялась к себе и, упав на кровать, долго плакала. Плачу и сейчас, выводя эти строки».
«27 августа 1913 года. Кстати, о Луизе Артамоновне. Только что увидела, как она, вертясь в кухне и воспользовавшись тем, что кухарка отвернулась, подсыпала что-то в кастрюльку с кашкой для Женечки. Я не могла допустить, чтобы ребенок отведал этой гадости, потому что то, что оказалось в кастрюльке, было явно не сахарной пудрой.
Поэтому пришлось изобразить из себя недотепу и перевернуть кастрюльку с кашей на пол. Экономка бушевала, как тайфун южных морей, я рассыпалась в извинениях и заявила, что сама приготовлю кашку для Женечки.
Что и сделала, не подпуская ни на миллиметр экономку к очагу. А потом и к тарелке. Выходит, что Женечка в смертельной опасности! Хочу поговорить с графиней, но та лежит с мигренью и никого до себя не допускает».
«28 августа 1913 года. Смогла все-таки прорваться в будуар к Марии Ростиславовне, но та не могла взять в толк, что я хотела донести до нее. А потом появилась все та же экономка и выпихнула меня прочь.
Я во время приготовления пищи неусыпно дежурю в кухне».
«29 августа 1913 года. Сижу безвылазно в кухне и наблюдаю за каждым жестом экономки. Она шпыняет меня, пытается прогнать прочь, я огрызаюсь и никуда не ухожу.»
«31 августа 1913 года. Старый граф приказал мне больше не приближаться к кухне, наверняка экономка нажаловалась. Я пыталась ему объяснить, почему я веду слежку, но он и слушать ничего не хотел. Так как я ослушалась его, меня заперли в моей же комнате.
Мне стало ясно, что то, что задумала экономка, должно свершиться сегодня вечером. Сижу и жду. И вот только что я услышала голоса в коридоре, а потом шаги на лестнице. А в окно увидела, как из Мухиной дачи вышли несколько фигур, облаченных во все темное. При этом они несли нечто небольшое, продолговатое — например, тельце ребенка, завернутое в тряпки! Конечно же, я следую за ними, выбираясь, как уже когда-то, из окна на крышу…»
«1 сентября 1913 года. Мой день рождения, но это абсолютно неважно. Ибо то, что случилось прошлой ночью, расставило все по своим местам. Кромешный ужас поглотил меня, и я не знаю, что делать. Похоже, меня ожидает смерть, но это, быть может, даже к лучшему.