Венецианский контракт
Шрифт:
– Да. Меня, – произнёс он.
Тень улыбки мелькнула на губах камерленго.
– Любопытно, что вы это сказали. Должен признаться, что в Совете я встретил врача по имени Валнетти, который очень громко жаловался на вас. Вы знаете его?
– Знаю. – Аннибал начал понимать камерленго, человека острого ума, который ничем этого не выдавал. Напротив, он расспрашивал человека, позволяя тому раскрыться. И Аннибал решился на полную откровенность.
– Он глупец.
– Мне тоже так показалось, – усмехнулся камерленго. – И, должен
– Да, – произнес Аннибал, обрадованный его интересом. – А их семьи в домах призрения.
– Вы и их привезли? – бледные брови подскочили. – Из милосердия?
– Нет, – мгновенно отверг это предположение Аннибал. – Они могли тоже заразиться, и тогда болезнь проявится и у них. Когда удаляешь опухоль, нужно вырезать всё полностью – саму опухоль и здоровые ткани вокруг неё.
Камерленго презрительно скривил губы, услышав эту метафору.
– Понятно. И что же, болезнь у них проявилась?
– Пока нет.
Камерленго казался довольным.
– А как вы лечите больных? Насколько я понимаю, вы не одобряете снадобий Валнетти?
– «Уксуса четырех разбойников»? Нет. Я считаю его несколько… старомодным. Я лечу своих пациентов с помощью последних хирургических методов – я прошел обучение в Падуе.
Камерленго кивнул.
– К слову, я разделяю доказанные теории Галена, которые, как все мы знаем, истинны: четыре типа темперамента и соответствующие им жидкости в организме (кровь, флегма и желчь), а также необходимость балансировать их. Я прикладываю пиявок, чтобы удалить излишние жидкости, а также начал вскрывать опухоли, появляющиеся в паху и подмышках. Это имеет благотворное действие.
Вдруг ему показалось, что он слишком много сказал камерленго.
– Смерти были?
– Пока нет.
– А семьи больных? Вы принимаете меры, чтобы уберечь их от заражения?
– Конечно. Мы изолировали инфекцию и принимаем определенные меры, чтобы миазмы не вырвались на свободу. К примеру, здесь есть дымовая комната, через которую я прохожу каждый раз, входя в больничные помещения или выходя из них. И ещё одна яма с известью и поташем около дверей.
– А вы согласны, что эти меры можно применить в отдельном доме?
– Конечно. – Аннибал начал догадываться, куда ведут эти вопросы, и осмелел настолько, чтобы самому задать вопрос. – Вы желаете, чтобы я лечил дожа?
– Нет, нет. Он не опасается за свое здоровье. Но есть один человек, который очень важен для него, человек, который должен остаться жив – любой ценой.
Чья жизнь могла быть драгоценнее для Венеции, чем жизнь дожа? Аннибал задумался.
– Вы гадаете, кто это? – камерленго, казалось, был не в силах изменить своей привычке постоянно задавать вопросы.
– Да.
– Его зовут Андреа
Это имя отозвалось где-то в закоулках памяти Аннибала.
– Архитектор? Но почему?
– Мой господин дож поручил ему построить храм на месте старинного монастыря на острове Джудекка – на руинах, где когда-то, в дни чумы, произошло чудо – с колодцем, который благословил Бог. Сеньор Палладио должен построить церковь столь величественную, чтобы смягчить Божий гнев, тогда Он отвратит Свою месть от Венеции.
Аннибал еле сдержался, чтобы не усмехнуться.
– Вам это кажется странным? А дож верит – при всем уважении к вам – что Господь Всемогущий имеет больше шансов спасти город, чем врачи – по крайней мере, те, с которыми он встречался. – Камерленго не признался, разделяет ли он сам веру дожа; он прибыл сюда, чтобы выполнить волю своего господина, и он это сделает.
– Однако ему всё же нужен врач, которому он мог бы доверять, чтобы защищать архитектора от чумы, пока он не завершит работу.
– Он здоров? Архитектор?
– Думаю, в целом да. Он в преклонных годах, но разве не всех нас ждет это несчастье?
Аннибал посмотрел на Тезон и подумал о больных, находящихся там. Какая нелепость – каждый день ездить к здоровому человеку, в то время как у его пациентов уже стали чернеть пальцы и появились нарывы чумы. Он встал, внезапно потеряв терпение.
– Благодарю за великую честь, оказанную мне, но, к сожалению, вынужден отказаться. Я не могу тратить время на здоровых.
Камерленго взглянул на него, щуря голубые глаза от солнца. Он не стал спорить, а задал ещё один вопрос:
– Что я вам сейчас отвечу на это?
Аннибал посмотрел в сторону ворот на фалангу стражников, которые ни разу не пошевелились в течение всей беседы. Он перевел взгляд на камерленго, безмятежно сидевшего на покрытом мхом столпе, который казался таким же неподвижным, как и его каменная скамья. Аннибал опустился рядом с ним, подавленный.
– Вы скажете, что я не имею никаких прав на этот остров и должен убраться отсюда вместе со своими пациентами и их семьями, и что меня заберут ваши стражники.
– А если вы согласитесь лечить архитектора?
– Я смогу сохранить остров и больницу и спокойно работать до тех пор, пока служу сеньору Палладио.
– Совершенно верно. Поздравляю вас, вы так быстро всё поняли, – камерленго опустил руку в свой кожаный рукав и достал металлическую плашку. – Это, – сказал он, – печать моего господина дожа. Можете предъявлять её в любое время во всех своих делах в любой части города, и будет так, словно ваше слово – его слово.
Аннибал взглянул на печать, лежавшую у него на ладони: изысканное медное изделие в виде круга с изображением дожа и крылатого льва, завершенное петлицей из темно-красной ленты. Он взвесил печать в руке. Камерленго знал, что Аннибал согласится на его предложение. Наконец он поднялся.