Венера. Переплетая обрывки жизни

— Год рождения.

— 1990.

— В каком возрасте произошел первый половой акт?

Прежде чем дать ответ, я вся съеживаюсь от стыда.

— Я не… Я…девственница.

Оглушительная тишина на миг заставила болеть перепонки.

Гинеколог оторвался от истории болезни и поднял на меня глаза, красноречиво взглянув на обручальное кольцо.

— Это шутка?

— Вы думаете, я пришла сюда шутить? — раздраженно ответила

я.

Он вскинул брови, но промолчал.

Меня смущало, что гинеколог — мужчина. Еще больше смущало, что он — армянин. Ну а верхом смущения являлось то, что он давний знакомый моей свекрови, которая и договорилась об осмотре. Я прошла все круги ада, пока сидела в очереди. В голову лезли непрошеные мысли о том, что скоро все узнают об отсутствии отношений между мной и…мужем. Ненавижу… Ненавижу его присутствие в моей жизни. Ненавижу всё, что с ним связано. Дикарь, тиран, недочеловек, испортивший моё существование.

— Подробно объясните мне, на что жалуетесь.

— У меня гипоталамическая дисфункция.

Снова воцарилось молчание. Он внимательно смотрел мне в глаза, недовольный тем, что слышит.

— Я не спрашивал, какой диагноз Вам поставили другие врачи.

— Жалуюсь на то, что мои месячные затянулись на длительный срок! — огрызнулась я, отвечая на его прямой вопрос.

— Насколько длительный? — допытывался он.

— Полтора месяца.

— Что?

Я опустила глаза.

— Вы в обмороки падали?

— Нет…но головокружения бывают часто, — нерешительно добавила я.

— Это естественно, — гинеколог тяжело вздохнул.

Пока его рука что — то быстро царапала на листе, я взглянула на бейджик. Михран Альбертович Аветисов. Как я могла забыть? Ведь сотню раз успела прочесть его имя на табличке двери кабинета.

— Девочка моя, ты почему так долго тянула с этим? — вдруг перешел он на «ты», немного расположив меня к себе этим доброжелательным обращением.

— Я не знаю. Думала, само пройдет…

Михран Альбертович зацокал языком и потер свою маленькую лысину.

— Повторялось ли это ранее? И чем еще сопровождается твоё состояние?

— Нет, такое впервые. Еще у меня руки трясутся. Мелко трясутся. Очень часто.

— Анализы, которые ты сдавала, ничего особенного у тебя не показали, кроме повышенного инсулина.

Я так устала в течение двух недель слушать одно и то же от врачей, что нетерпеливо выдала:

— Да, я знаю. Знаю, что это опасно, что должен был повыситься аппетит. Но этого нет! Знаю, что редкий случай. Знаю, что нет определенного лекарства. И что мне теперь делать?

Он ошарашено уставился на меня, не ожидая такого эмоционального взрыва. Конечно, гинеколог не виноват в моих бедах, но я была так взвинчена, что плевать хотела, что обо мне подумает мужчина.

— Твоя свекровь мне говорила, что ты уже обследовалась у нескольких врачей. Я понимаю твоё состояние, но не надо раньше времени

впадать в панику. Полежишь в стационаре, пройдешь курс капельниц. Остановим кровотечение сейчас, а дальше — если ты не хочешь повторения — нужно действовать решительно.

Я ждала, пока он закончит свои записи и объяснит, что всё это значит. Гинеколог в очередной раз за эти несколько минут поднял свои голубые глаза и оглушил меня сказанным:

— Чтобы организм перестроился и стал функционировать иначе, тебе нужно родить. Я могу выписать тебе кучу различных лекарств. Могу советовать проходить курс капельниц. Но это ничем конкретным не поможет. Рецидив очень вероятен. И правильно тебе до этого говорили остальные врачи — редкий случай и определенного лечения нет. То, что я могу предложить, лишь поверхностно решит твою проблему. Ты понимаешь, что это серьёзные нарушения? Тебе грозит бесплодие, если за это не взяться.

Всё остальное было как в тумане. Он попросил меня пройти на кресло, чтобы провести осмотр. Я ничего не помню. Вплоть до того момента, пока я не вышла на улицу, мой мозг анализировал сказанное.

Родить ребенка? От него?.. Как, бога ради?! Я в его сторону даже смотреть не могу. Это он виноват в моём нынешнем плачевном состоянии. Именно из — за нервного срыва пошли какие — то отклонения, в результате чего мой организм предательски отказывается функционировать нормально. Наши отношения — если их так можно назвать — стали виной тому, что я даже чашку не могу донести, не обрызгав пол, — до того трясутся руки!

Родить ребенка?! Ха! Я имя его хочу забыть! Содрать кожу, к которой прикасались эти руки… Сжечь своё тело, на котором он оставил своё клеймо…

Я хочу стереть этого человека из своей памяти. Сбежать. Раствориться. Исчезнуть.

И забыть, как он появился в моей жизни, став причиной всех последовавших бед…

Примерно год назад моя жизнь перевернулась с ног наголову. И без того растерзанная душа подверглась всем мыслимым и немыслимым пыткам из — за одного человека…

Тогда я не любила распространяться о том, как меня зовут, кто по национальности, откуда и чем занимаюсь. Каждый новый заказ являлся всего лишь работой, и окружающим необязательно было знать обо мне что — либо кроме псевдонима. Я только лишний раз раздражалась от этих бесполезных вопросов.

Так уж получилось, что за два года выступлений на публике я заработала статус лучшей танцовщицы живота в городе и была востребована в последнее время. Мало кто из «заказчиков» знал о том, что у меня имелась своя маленькая студия, в которой я обучала девушек восточным, индийским и египетским танцам. Часто мне предлагали собрать свою группу, с которой можно выступать на различных мероприятиях, зарабатывая больше денег. Но меня совсем не привлекал этот вариант, поскольку я не хотела с кем — то сближаться.