Венерин башмачок

Знаменская Алина

К концу своего визита к жене Станислав Антонович Захаров пришел к выводу, что у жены не все в порядке с головой. И даже больше, чем предполагает ее тетка, эта врачиха-купчиха.

— У тебя — все? — поинтересовалась Лариса, отдавая мужу бумаги. Он видел — ей не терпится, чтобы он ушел.

Лариса действительно хотела скорее сесть за письменный стол. Ей нужно было записать свой последний сон. Она записывала сны. Они были как продолжение один другого. Записывать сны просил врач. Выполняя его задание, Лариса так увлеклась, что заметила — это занятие захватывает ее все больше.

А сны, что проносятся в сознании человека летучей паутинкой, у нее развертываются обзорной панорамой, подробной историей.

И ее тяготил этот визит, она не могла вспомнить своих прошлых чувств к этому человеку. А в настоящем она не воспринимала его. Лариса не могла понять, как она могла любить эти дрожащие щеки, эти бегающие глаза и уши, прижатые к голове вплотную?! Поэтому она с облегчением вздохнула, когда он ушел. Она плотно закрыла дверь и стала писать: «Рогоз спал, привалившись к скале. Сныть лежал рядом, обнимая дубинку.

Чина скользнула к проходу в пещере, и секунду спустя ее поглотила тьма…»

Станислав благополучно миновал лестницу и уже пересек холл, когда входная дверь распахнулась и на пороге возникла Ларисина тетка. «Принесла нелегкая», — чертыхнулся Стасик. И внутренне съежился, хотя виду не подал.

— Как здоровьице, Инна Викторовна? — Захаров попытался скользнуть мимо бывшей родственницы, но та весьма конкретно преградила ему дорогу.

— Стоять!

Не ожидая подобной стремительности, Стасик отступил и вытянулся в струнку. Секунда — и Инна выхватила у него из рук пакет с документами.

— Инна Викторовна, вы бы полегче!

— А ты присаживайся, зятек. В ногах правды нет. Инна Викторовна, не глядя на гостя, двинулась в глубь гостиной.

Стасику ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. И почему он не догадался захватить с собой дипломат? Его выдали эти прозрачные файлы.

Инна уже восседала в мягком глубоком кресле, нацепив очки, и неторопливо пробегала глазами документы.

— Вы бы не напрягались напрасно, Инна Викторовна, — наконец опомнился Станислав Антонович. — Мы с Ларисой — взрослые люди. Мы и без вашего вмешательства, так сказать…

— Ух ты змеюка, Стасик! — выдохнула Инна Викторовна, оторвавшись от бумаг. — Ох ты ж и мокрица канцелярская…

— Ну-ну! Не надо этих ваших выражений. У нас с Ларисой обоюдное согласие.

Инна Викторовна медленно заливалась краской. Ей впервые в жизни было стыдно не за себя, а за другого человека.

— Воспользовался, значит, Ларочкиным состоянием, таракан ты мокроусый! Обвел Ларису, как младенца беспомощного, и сматываешься? А что ж не через окно?

— Надо было! Если б знал, что на вас напорюсь, то…

— Напорешься! Ты на меня еще напорешься, бородавка! Я тебя выведу на чистую воду! Ты думаешь, один такой умный? Мы все тут с высшим образованием!

Инна Викторовна тряхнула бумагами перед самым носом у Захарова. Он схватился за листы, но Инна Викторовна выдернула их. Поскольку пальцы у Стасика от волнения стали скользкими, бумаг он удержать не смог.

— Инна Викторовна! Это документы! Это вы у себя в клинике на подчиненных орите, а я вам вообще никто!

— Вот именно! Никто! А

я думаю: кто он мне, этот мокрогуб? Неужели родственник? Да избавь меня Боже, от такой родни! Значит, квартиру, нажитую совместно с женой, ты оттяпал себе. Раз.

— Это, знаете ли, все по договоренности. Я Ларису — не на улицу, я…

— Ага. Не на улицу. Мало того, что ты у нее под носом шашни водил, так ты ее еще и в общагу выселяешь! Она и так пострадала! Да как ты, урод ты моральный, по земле-то ходишь после этого?

— Всегда знал, что вы, Инна Викторовна, грубая и бесцеремонная женщина. Вы меня не удивили!

— А вот ты, Стасик, меня удивил. Я знала, что ты от Ларки гуляешь. Знала, но молчала. Ну, думаю, мужик погуляет и успокоится. Но теперь вижу — зря молчала. И еще вижу — не мужик ты, Стасик, а так…

— И вещи я все Ларисе оставляю, — гнул Стасик, подбираясь к бумагам. — И стенку, и телевизор. Пусть берет.

— А гараж и машина — это вам с вашей шушерой нужнее. Я правильно поняла?

— Да что вы, в самом деле? Лариса и водить-то не умеет. И потом, я всегда больше зарабатывал. Она в школе разве могла бы на машину заработать? Смешно даже.

— А мне не смешно. Я вот смотрю на тебя и думаю, а ведь она еще и родить от тебя хотела…

— Вот именно, — встрепенулся Стасик, — детей нам Бог не дал, так видно — не судьба. Я еще молодой, может быть, у меня дети будут. Нужно же им где-то жить?

— И у Ларисы будут! — подскочила Инна Викторовна. — Ты что это, мухомор конторский, на ней крест ставишь? Ты, что ли, диагноз моей племяннице поставил? Ты сам-то проверялся? Дети у него будут! Вот когда будут, тогда и разговор веди. Ларочка сейчас нездорова. И я — ее ближайшая родня. Нет у Ларки родителей, но у нее есть я! И я тебе обещаю, Стасик, ты об меня споткнешься. Не выйдет у тебя ничего!

— Ну, это мы посмотрим.

— И смотреть нечего! Я — баба прямая. Без церемоний. И скажу тебе как есть: замужем я была трижды, дай Бог моим мужьям здоровья и процветания. И ни одному еще не удалось меня обчистить, как ты сейчас Ларочку пытаешься. И племянницу я в обиду не дам. Ты будешь иметь дело со мной.

Отдайте бумаги! — Брови Стасика съехались у переносицы. Он уже понял, что «споткнулся». Наступил тот момент, когда благодушие и терпимость уступили в нем место ярости. Он не спускал глаз с сумасшедшей тетки, которая занесла руку в характерном жесте. Секунда — и бумаги, которые он собирал и которые, переступив через себя, носил жене на подпись, будут разорваны этой сумасшедшей теткой!

— Стойте! — Голос на лестнице заставил их вздрогнуть и на какие-то мгновения замешкаться. — Тетя, отдайте Станиславу документы. Я не хочу больше к этому возвращаться.

Лариса спускалась по лестнице — бесстрастная, спокойная. Спина прямая.

Инна Викторовна поразилась тому, что видела. И то, что она отвлеклась на Ларису, сыграло на руку Стасику. Он схватил свои бумаги и, ни на кого не глядя, метнулся к выходу. Инна Викторовна, опомнившись, ринулась за ним:

— Тетя, не ходите за ним, — остановила Лариса. — Я все равно подпишу все бумаги во второй раз, если вы испортите эти. Я так решила.