Веник Самураев
Шрифт:
– Тебе сколько сахара в кофе? – спросил я, надеясь исправить ситуацию.
– Ярик знает, – ответила она, собираясь выйти на улицу.
Еще секунду мы стояли в проходе и не давали автоматическим дверям закрыться.
– А я не знаю.
Она секунду помедлила.
– Я без сахара пью, – наконец ответила она.
Вита вышла на улицу, а я понуро вернулся к Ярику, чтобы помочь донести бумажные стаканы.
– Она подумала, что я серьезно заставил тебя купить нам кофе… – сказал я грустно.
– А это не так? – усмехнулся Ярик.
– Да я верну деньги, если надо!
– Да брось, какие пустяки… – Ярик взял кофе, и мы пошли
– Яр, слушай, а вы с ней… с Витой… давно? – спросил я.
– Что? – не понял он.
– Вместе.
– Нет, что ты! Мы не встречаемся. Она моя однокурсница. А что?
Я ничего не ответил. Каким бы близким он ни был другом, есть вещи, о которых я не могу говорить. Было ощущение, что Ярик, как порой бывало с родителями, просто не поймет меня, посмеется. Хотя я и сам толком не понимал, что именно должен ответить.
С кофе в машине стало тепло и уютно. Стекла запотели от пара – Ярик специально не включил обдув, пока мы были на стоянке. Вита нарисовала смайлик на стекле. А я написал «ХУ», но увидев, что она смотрит, все размазал.
Горячий бумажный стаканчик обжигал руки.
***
Дом, куда мы приехали, стоял наверху пологого склона, внизу которого текла мелкая речка. Участок окружал железный забор, покрытый извивающимся плющом, будто паутиной. Сам дом походил на трехэтажный замок, сложенный из красного кирпича, с черепичной крышей. В широких окнах горел свет, играла музыка. За воротами уже стояли три машины, поэтому нам пришлось припарковаться на обочине, не заезжая на хозяйскую территорию.
Калитку обрамляли высокие кустарники, под сень которых мы поочередно зашли. Дождь за городом уже закончился, запоздалые капли, срываясь с мокрых листьев, попадали за ворот кофты. Я поежился.
В доме жил некий Антон Куприн, друг Ярика, который устраивал вечеринку по поводу скорого начала учебного года. Приглашал он всех без разбора. По словам Ярика, его собственные друзья по большей части еще не вернулись из отпусков и путешествий, а собирать маленькую компанию Антону скучно. Получался такой зимний бал с кучей приглашенных гостей. Только летом. На каждом балу должна быть своя Золушка. Даже если это не бал, а тусовка, вписка или попросту пьянка – это не важно, потому что Золушка должна быть. Я глянул на Золушку в потертых кедах, идущую передо мной.
Втроем мы ступили на мокрую траву, сквозь которую вела выложенная камнями тропинка прямо к крыльцу. Валуны, врытые в землю, большие и мокрые, настойчиво упирались каменными лбами в резиновые подошвы обуви, будто хотели предупредить не идти дальше. Вокруг дома росли кусты роз, листья и шипы которых от влаги выглядели виновато-пристыженными.
Нас никто не встречал, но дверь не была заперта. В прихожей – почти три десятка пар обуви, валялись пустые банки из-под пива.
Увидев их, Ярик позвал меня разгрузить машину. Приехали мы не с пустыми руками. Как говорится, в нашем багажнике было столько всего такого, разных сортов, что он напоминал передвижной бар.
Вита, увидев кого-то из знакомых, ушла здороваться. Мы с Яриком перетаскали бутылки из машины на крыльцо. Он пошел в дом, а я сказал, что хочу немного осмотреть участок.
Забор ограждал территорию замка с трех сторон, там, где начинался склон, забора не было. Отсюда, должно быть, открывался вид на закат, но его скрывали тучи.
Я подошел к краю спуска, вокруг пусто. Приезжая к кому-то домой
Почему мы позволяем себе такой образ жизни? Молодые, красивые, глупые – ведь должен быть другой выход. Перед нами, как на плоскости, были выложены наши детские мечты и цели. Мы могли становиться художниками, танцорами, музыкантами, писателями, актерами, но мы решаем напиваться и пробовать наркотики. Писатели, художники, актеры – становимся ими всеми сразу, одновременно, но только на вечер, только на несколько часов, пока звезды над нами продолжают светить.
И вот к двадцати с небольшим жизнь складывается из попыток найти себя или хотя бы не потерять то, что осталось. Потому что все, что во мне было, растащила учеба, торчащие знакомые, музыка и порно. (Последнего почему-то всегда особенно много.) Помню, однажды Ярик влюбился в порноактрису и клялся, что поедет в Штаты, чтобы вырвать ее из рук алчных продюсеров. Он подписался на все ее аккаунты, какие только нашел, следил за ее жизнью и ждал выхода нового ролика, как второго пришествия. Он высыхал от любви и не мог уже смотреть на кого-то другого. Видеть это было грустно.
Но все это просто замена чему-то большему, к чему мы шли, когда были маленькими. Мы перетасовали карты и построили себе идолы из звезд, блогеров и политиков. Но на самом деле, нам никто не нужен. Нам не нужно, чтобы нас выбирали, чтобы нас помнили. Правда, понимать это получается только в такие, как эта, ночи. Мы просто объявляем себя королями этого мира. Но мечты перегорают с восходом солнца. И наши звезды умирают, не успеваем мы повзрослеть.
И так каждую ночь, но мы покупаем это время вместе с алкоголем и сигаретами, только чтобы еще раз погрузиться в сказочный несбыточный сон. И счастье, если получается украсть, оторвать у этого сна какую-то часть, только чтобы запомнить и хранить ее в своей памяти.
Правильно, друзья, давайте праздновать этот праздник жизни! Пейте же, пейте! Запомните этот момент проходящей жизни!
Мои мысли прервал неожиданно появившейся молодой человек. Так бывает, когда в сюжете плохой книги происходит какой-то нелогичный и неправильный поворот, которому здесь нет места.
Парень был чуть пониже меня, в цветастой ветровке, под которой виднелась рубашка в шашечку. На руках были фенечки и веревочки, на голове – неопрятный хвостик, похожий на брюкву. Вся его одежда в отдельности была бы безвкусной и неуместной, но вместе она создавала эклектичный образ, о котором Ярик столько рассказывал.
– Антон Куприн, – представился парень, протягивая мне маленькую ладонь.
Вот он каков – хозяин сих владений, король бала.
– Веня Самураев, – я пожал ему руку.
– Очень приятно, – сказал Антон, которому, по-моему, было чуть менее приятно, чем он это сказал. – А ты, значит, с Яриком приехал?
Я кивнул. Он предложил мне сигарету и закурил сам.
– Чувствуй себя как дома, – сказал он добродушно.
– Спасибо. – Чтобы не стоять молча, я спросил: – Куприн – это псевдоним?