Веник Самураев
Шрифт:
Земля плыла под ногами, хорошо быть пьяным, когда весь мир открывается с какой-то новой стороны. И ни я, ни друзья уже не могли жить без этого ощущения.
Тучи медленно таяли, обнажая белую ночь. Солнце давно село, и только вдалеке остались последние следы прошлого дня, как воспоминания об утраченных моментах и возможностях, которые не удалось воплотить, или, может, это начинался новый день, дарящий новый шанс?
Ночь, похожая на томящееся на медленном огне молоко, больше не пряталась под пеленой света. Темные кудри сумерек вились, сплетая узоры вокруг растущей
Подошел Женя и спросил, откуда виски. Ярик поставил бутылку за голень, чтобы ее было не видно. Я потупил голову и, чтобы не засмеяться, закусил разбитую губу.
Поняв, что виски ему не видать (в обоих смыслах), Женя сказал, что они с ребятами собираются прогуляться до озера:
– Вы пойдете?
– Да-да, только посидим немного, – Ярик лукаво посмотрел на меня. Из-за спрятанной за ногой бутылки встать он не мог. – Мы догоним, вы идите.
Ярослав дал понять, что разговор закончен.
– Далеко до озера? – я подхватил тему.
– Минут двадцать, – Ярик переключился на меня, и Женя ушел.
Так мы отвоевали виски. Обсуждать победу не было смысла, мы поняли друг друга без слов и тихо засмеялись.
– Ну все такие пьяные, что мы будем идти час… – я посмеялся.
– Мы? Ты правда хочешь пойти? Я думал, мы просто пытаемся спровадить Женю.
– Да пойдем, почему нет, – я поежился. – Мне надо только найти Виту. У нее мое пальто.
– Ну-ну, только пальто забрать, да? – Ярик усмехнулся. – Я так понимаю, все-таки тебя не ждать?
Петляя между машин, колонна пьяных полуночников вышла за ворота. Женя хотел было запрыгнуть Ярику на плечи, но тот его не удержал, и они оба повалились на траву.
Многие ушли, и дом сразу опустел. Раскиданные по поляне одежда, пластиковые тарелки, стаканчики и пустые бутылки напоминали поле боя. Только убитых не было. Сегодня все живы.
Из колонок доносилась тягучая музыка. И среди разбросанных вещей, обнявшись, танцевала пара. Несколько минут я завороженно любовался ими. Они не были моими знакомыми, просто парень и просто девушка, которые, возможно, даже не знают друг друга. Но они трогательно кружились, аккуратно переступая с ноги на ногу. Не важно, что завтра они все забудут. К черту, что они просто пьяные. Они держались за руки, и это была любовь. Еще через мгновение я понял, что вижу перед собой себя и Виту. И будь это на самом деле правдой, я бы поцеловал ее еще раз прямо сейчас.
В доме не было слышно музыки, половицы скрипели. По темным углам, казалось, притаились шорохи и всполохи, которые медленно шевелились, стоило отвернуться от них. На второй этаж вела деревянная лестница с резными перилами, где-то в комнатах горел свет и слышались перешептывания, которые не рассеивали наступившую тишину, а делали ее более вязкой и липкой. Тишина приставала к одежде, приклеивалась к нёбу, и языком было не пошевелить. Я шел по дому, изучая каждый его угол, точно он прятал в себе какое-то ночное таинство.
В спальне на кровати ребята гадали на картах. Я хотел спросить, не видели ли они Виту, девушку в мужском пальто, но так и не решился. А они,
Третьим этажом дом не кончался, наверх вела шаткая, похожая на стремянку лестница. Я полез выше и очутился на чердаке. Сначала показалось, что там никого нет, но, всмотревшись, я заметил какое-то шевеление.
– Ну залезай, раз пришел, – раздался знакомый голос.
Я включил телефонный фонарик. Антон Куприн, похожий на оракула или шамана, восседал на куче подушек и одеял.
– Ты Виту не вид… – не успел я договорить, как он прижал палец к губам, а потом показал в угол.
Я сощурился. Вита спала под моим пальто, свернувшись калачиком.
Антон внимательно следил за моими движениями. Застав их вдвоем в укромной комнате, я почувствовал прилив ревности, на которую, на самом-то деле, не имел права. Но скоро стало понятно, чем они занимались…
– Раз уж ты поднялся на мою гору и путь твой достиг своей цели, не хочешь ли присоединиться к церемонии и вкусить мои дары? – он изображал из себя подобие мудреца, живущего в пещере. Я заметил на мудреце красную футболку с Человеком-Пауком.
– Какой еще церемонии?
Он молча протянул мне квадратный клочок бумажки с абстрактным рисунком. У меня засосало под ложечкой. Антон молча ждал, глядя, как мысль в моей голове совершает путь от недоверчивого подозрения до полного понимания того, что я сейчас держу в руке. Его прямой немигающий взгляд испытывающе смотрел на меня.
– Что это? – растерянно спросил я, мгновенно осознавая, какой глупый вопрос задаю.
Антон тоже так решил и не стал отвечать.
– Я обещал тебе перформанс. Вот он – настоящее литературное произведение. Ты не смотри на небольшой объем, ты вчитайся в содержание.
Я взял кусочек бумажки. Она прилипла к вспотевшим подушечкам пальцев.
– А Вита тоже…?
Куприн кивнул. Будь жизнь компьютерной игрой, сейчас было бы самое время сохраниться.
– Забудь про искусство, о котором все говорят. Преврати свою жизнь в художественный арт-процесс. Вся твоя жизнь – экспериментальный перформанс. (Видимо, ему очень нравилось это слово.) Играй не в театре, а в жизни. Ведь вся твоя лишенная смысла жизнь по сути не более, чем игра.
Я, смутно догадываясь о последствиях, опустил бумажку в рот.
В моих действиях не было особого смысла. Мне не нужно было доказывать Антону, что я смелый, что я тоже умею «тусить» и «отрываться». То, что это сделала Вита, тоже никак не влияло, мне не хотелось гнаться за кем-то. Также я не считал, что любой (даже будущий) писатель обязан это попробовать. Сделал просто так. Но, видимо, слишком многое в жизни происходит просто так.
Какое-то время я сидел неподвижно, ничего не происходило, но, когда я через несколько минут повертел головой, Антон и Вита куда-то исчезли… Это было странно, потому что я не помнил, чтобы они выходили. Надо было встать. Я попытался подняться, но ничего не вышло, потому что я и так уже не сидел. Ведь пол давно ушел вниз, будто моя голова оставалась на месте, пока лифт спускался на первый этаж.