Вепрь
Шрифт:
— Мне нужна твоя помощь, — заявила она Рудольфу воскресным вечером, перед тем как улечься к нему в постель. — Хильфе. Помощь. Андестенд?.. То есть ферштеен?
— Когда ты не пытаешься говорить по-немецки, я понимаю лучше, — заметил Руди. — Но мне странно — чем я могу помочь? Разве у тебя есть какие-то проблемы?
«Главное, не переиграть», — еще раз осадила себя Славянка. И деловито сообщила:
— Есть. Мне нужны деньги. Мне нужно…
И тут она назвала такую цифру, что сама ошалела от своей наглости, и сразу же заговорила
— Не пугайся, это только в рублях сумма кажется такой огромной, в марках она гораздо скромнее. Правда, я не знаю точного курса, но что-то около десяти тысяч. Ведь это не так уж и много…
— Для чего тебе такие деньги? — насупившись, спросил Рудольф.
Славянка приняла страдальческий вид:
— Не подумай ничего плохого, если бы я не оказалась в трудном положении, я никогда бы не стала у тебя ничего просить.
— Не говори так, — сказал Рудольф. — Мне для тебя ничего не жалко.
«Как же, не жалко тебе, — с трудом удерживая маску страдалицы, подумала Славянка. — Сто марок за ночь на проститутку ты тратишь с легким сердцем, а из-за каких-то десяти тысяч сразу же стал задумчивым».
— Мне надо всего десять тысяч, — жалобно попросила она. — На пару недель, не больше. Максимум через пятнадцать дней я тебе все верну, даже с процентами, если пожелаешь. Впрочем, извини, я не должна была у тебя ничего просить. Ауфвидерзеен.
Она сделала вид, что собирается уходить, но Рудольф придержал ее за руку.
— Одну минуту. У меня сейчас нет при себе таких денег, но, думаю, завтра я смогу их взять в кассе предприятия. На пятнадцать дней.
Славянка без особого труда изобразила бурную радость.
— Миленький, ты просто не представляешь, как ты меня выручил!
Она кинулась к нему в постель и устроила ему такую ночь, что на следующий день уже к одиннадцати часам он со счастливым лицом передал ей стопку дойчмарок.
— Здесь ровно десять тысяч. Но через пятнадцать дней надо вернуть.
— О чём разговор, Рудик, миленький, конечно же, я верну! — Она повисла у него на шее и обслюнявила до блеска выскобленную бритвой щёку.
Конечно же, она ничего не вернула. Ни через пятнадцать дней, ни через тридцать. В тот же день она обменяла часть марок на рубли, купила билет в купейный вагон до Сочи и отправилась на Черное море прожигать без труда доставшиеся деньги. Там она прочитала в одной из газет небольшую заметку из раздела криминальной хроники, в которой рассказывалось о молодом бизнесмене из Гамбурга, которого облапошила местная ушлая особа лет восемнадцати-двадцати. Блондинка, но наверняка крашеная. Зовут Ярослава, но имя наверняка вымышленное. К заметке прилагался её портрет, составленный со слов господина Айсена, едва взглянув на который Славянка ужаснулась («Неужели я такая уродина?! Спасибо, Руди, данке шён, родной…») и поняла, что по этому портрету ее найти не удастся.
С Сергеем она тогда
— Значит, так, красавица, слушай меня внимательно. Жить ты пока будешь в моей городской квартире, вот тебе ключи. Горького, сто пятьдесят три, квартира шестьдесят девять. Вот тебе деньги на первое время, — он вынул бумажник. — Здесь четыре миллиона. Потом получишь ещё. Это не заем, считай, что это деньги Вепря. Я должен был ему кругленькую сумму.
«Не ты один», — подумала Славянка. А вслух спросила:
— Пятьдесят тысяч долларов?
И прикусила язык. Это говорить было необязательно. Круглов уставился на нее с неподдельным интересом.
— Это тебе Вепрь рассказал?
Она замялась:
— Да… он что-то говорил, но я уже толком не помню… Не интересовалась. Помню только, что он говорил о пятидесяти тысячах долларов.
— Странно. Что ж, ладно, почему бы и нет?
Круглов огляделся в поисках пепельницы, но не обнаружив её, стряхнул пепел прямо на пол.
— Хорошо, слушай дальше. У меня есть к тебе небольшая просьба. Постарайся хотя бы пару недель как можно реже выходить из квартиры. Не заводи никаких знакомств, особенно с мужчинами. Придется тебе потерпеть. Чтобы не было лишних осложнений. Мало ли что… Потом, если ты снова не ударишься в бега — а делать этого я тебе очень не советую, — я подумаю, как тебя выгоднее пристроить к делу.
— К какому делу?
— К хорошему, не волнуйся. С твоими данными умные девочки обычно долго в бродяжках не задерживаются. Ты ведь у нас умная девочка? Предупреждаю сразу: благодарить меня не надо. Вепрь был мне как сын, а ты, как я понимаю, была ему кем-то вроде супруги, правильно?
— Да, мы собирались пожениться.
— Ну, вот видишь, можешь считать меня своим свёкром… Что ж, кажется, это все, что я хотел тебе сказать. Да, извини, отвезти тебя на квартиру я не смогу, но здесь буквально в двух шагах автобусная остановка, пятьдесят третий маршрут. Впрочем, если хочешь, можешь поймать такси, хотя сделать это здесь довольно трудно.
— Что вы, не беспокойтесь за меня, Максим Андреевич, я как-нибудь доберусь, не маленькая.
— Вот и прекрасно. Я буду тебе изредка позванивать, может, даже навещу, правда, не могу точно сказать, когда именно. У меня сейчас работы выше головы.
Он проводил Славянку до дверей, улыбаясь, раскланялся и уже на прощание добавил:
— Не забудь, о чем я тебя просил: как можно реже показывайся на людях. Я нутром чую, что тебя разыскивают, любая случайность может обернуться против тебя.
Славянка машинально кивнула. «Первым делом залезу в ванну, — думала она, направившись по асфальтовой дорожке к воротам. — В горячую, очень горячую ванну, чтобы сошла вся грязь… А потом в постель. Спать».
Она уже не помнила, когда спокойно спала. Казалось, что это было очень давно и Сергей погиб тоже много лет назад.