Верь мне
Шрифт:
Я знаю, от кого оно, прежде чем щелкнуть по экрану, и лицо в видео-сообщении подтверждает мои догадки. На нем серый капюшон поверх черной лыжной шапки, покрывающей золотые волосы. Татуировка цепи вокруг его шеи выглядывает из-под воротника черной термофутболки. Видео-сообщение, которое начинает воспроизводиться сразу после отображения страницы, заставляет мое сердце остановиться.
— Попалась, — это все, что он говорит. Видео длится всего пять секунд.
Но тревожит не то, что
Нажимаю повтор, и запись начинается снова.
— Попалась.
Повтор.
— Попалась.
Он держит сотовый телефон у монитора компьютера, когда произносит «попалась». Но тревожит меня едва слышимый звук затвора камеры перед тем, как он это говорит.
Попалась.
Мой желудок начинает вращаться, когда все становится ясно. Он фотографирует... не монитор компьютера, а меня. Мое лицо отображается на мониторе его компьютера.
Я захлопываю ноутбук.
Какого, мать его, хера?
Громко сглатываю и стараюсь держать себя в руках, а затем открываю ноутбук, чтобы увидеть дату отправления емейла. Вчера в полдень. До того, как я даже вернулась из школы. Он взломал мою веб-камеру дома, а затем выжидал, когда увидит меня на экране. Когда в последний раз я использовала свой компьютер? Два дня назад.
В сумке начинает звонить мой телефон.
— Аааа! — кричу я, прижимаясь рукой к сердцу. — Господи Боже, Саша. Успокойся, твою ж мать!
Встаю и медленно иду к кухонному столу, но телефон теперь молчит. Вместо этого я получаю сообщение на голосовую почту.
Вот оно. Он вернулся. Вышел на контакт, и он собирается…
Звучит однократный сигнал. На этот раз текстовое сообщение. Достаю телефон из сумки и читаю слова, мигающие на экране:
Выйди на улицу.
Глава 29
Саша
В глазок ничего не видно, поэтому я стою несколько секунд, чувствуя внутренний конфликт. Что, если это не Ник? А если Ник? Готова ли я снова увидеть его? Чего он хочет?
Слышу голос Мерка в голове: «Просто открой дверь, маленькая проказница. Ты тренированный убийца. Они боятся тебя больше, чем ты их».
Скорее всего, в этом случае это правда. Я не боюсь Ника. Он никогда не причинит мне вреда. Поэтому я ввожу код безопасности и распахиваю дверь.
— Много же тебе понадобилось времени.
На второй ступеньке крыльца сидит человек в капюшоне. Руки вытянуты сзади него ладонями вниз, а ноги протянуты вперед. Ему плевать на все в этом мире — вот что говорит эта поза.
Я глубоко вздыхаю и произношу:
— Я зла на тебя.
— Знаю.
— Почему ты здесь?
Он слегка поворачивает голову,
— Был неподалеку.
Я улыбаюсь, вспоминая наш первый разговор в антикварном торговом центре в Шайенне, когда мы были еще детьми. Я спросила его, что он делает там в одежде серфингиста.
— Это хороший район, — отвечаю я, меняя ответ из прошлого, когда я сказала, что он может лучше.
— Ты этого заслуживаешь, Саш. Действительно заслуживаешь. — Он хлопает рукой по крыльцу и говорит: — Посиди рядом со мной. Давай наверстаем.
Я возвращаюсь внутрь и хватаю пальто с крючка возле двери, затем набрасываю его на плечи, прежде чем медленно пройти к ступенькам. Мое сердце бьется так быстро, что я кладу на него одну руку и чувствую стук. Глубоко вздыхаю, когда подхожу к ступенькам, а потом сажусь.
— Я скучала по тебе.
Он поворачивается ко мне, полностью попадая под освещение. И ни одна из фотографий в том конспиративном доме не смогла бы подготовить меня к тому, что я вижу.
Шрам на его щеке, который выглядел маленьким и поверхностным, на самом деле… другой. Он толстый и говорит о проведенной им жизни. Татуировки на шее настолько реалистичны, что мне приходится посмотреть повторно, дабы убедиться, что цепи не настоящие.
— Ник.
Он смотрит мне в глаза — его карие встречаются с моими синими — потом качает головой.
— Нет. Ника давно уже нет. Теперь меня зовут Сантино. — Он говорит с акцентом, и это убивает меня почти так же, как его шрам. — Как у тебя дела? — Он дарит мне улыбку, но я могу сказать, что она вынужденная.
— В порядке. — Мгновение ищу его глаза, но затем он поворачивает голову и снова прячется под тенью толстовки.
— Я тоже хочу знать, как ты, но боюсь спросить.
— Ты не захочешь знать. — Это не сарказм. Это правда. Он не хочет говорить о своей жизни, потому что не может сказать о ней ничего хорошего. Я кладу руку ему на плечо, он тянется вверх и сжимает ее.
— Я любил тебя. Мне просто нужно было сказать тебе это. Я готовил эту речь десять лет, и я так много планировал. Но, — вздыхает он, — единственное, что имеет значение, это то, что я любил тебя.
Чувствую слезы, но я так долго запирала их, что по привычке с силой сжимаю глаза.
— Ты знаешь, я бы поехала с тобой.
— Знаю. Вот почему я был подлым с тобой в ту ночь. Я знал, что ты сделаешь все, чтобы остаться со мной, и это было неправильно, Саша. Я не сожалею о том, чем та ночь обернулась для нас. — Он замолкает, чтобы проглотить свою грусть, а затем снова поворачивает голову и смотрит прямо на меня. — Мне не жаль. Пойди ты со мной, выросла бы в аду.