Верь только мне
Шрифт:
Вильгельм все это время планировал отъезд в Германию, не говоря мне ни слова. Это и был его план, которым он так и не поделился.
Теперь его слова о том, что «вскоре все изменится» и что «как прежде уже не будет» вдруг обретают смысл. Какая же я дура, что не поняла этого сразу.
Выйдя тогда из клиники, я поняла, что больше не смогу вернуться сюда.
Безвольно рыдая в холодной машине такси под сожалеющими взглядами таксиста, который наверняка подумал, что у меня кто-то умер, я приняла решение. Очень дорогое решение.
Вил должен улететь. Держать я его не буду.
Его тетя права: жизнь не баловала его любовью, и, пока отец пребывает под впечатлением от случившегося и готов обещать «сыну» все что угодно, нельзя терять момент.
Я слишком люблю Вилли, чтобы послужить причиной тому, что он останется здесь и всю последующую жизнь будет под гнетом отца.
Да, я это сказала. Люблю. Пропала с первого дня, когда это глупое чучело возомнило себя Халком и крушило мою подсобку, а я впервые вдохнула его аромат. Терпкий, опаливший мое нутро своими феромонами.
Глупо отрицать чувства, когда ты в огонь за человеком броситься готов. А еще готов отпустить его, вопреки боли, которая ржавым гвоздем выкручивает мое истрепанное сердце. Второй гвоздь туда забил Вил, который в тайне от меня откладывал деньги и паковал чемоданы.
Жестокие слова тёти о том, что мы поразвлекаемся и разойдемся, к сожалению, не лишены смысла.
—Как он мог? — сползаю спиной входной двери нашего дома, захлопывая ее за собой.
Когда бы он сообщил мне об этом? Перед самолетом? С отчаянной обидой плачу в прихожей на полу, не в силах даже скинуть свое перепачканное мусоркой пальто.
Тонкий голосок внутри пытается пропищать о том, что Фишер, по словам той же тети, все же хочет остаться ради меня.
Но его перекрикивает другой голос, который просто воет дурниной, раненным зверем, который изначально понимал, что этот союз обречен на провал. По всем пунктам.
В последующие несколько дней мне приходится вести войну с самой собой, где одна противоборствующая сторона тяжелым топором пытается отрубить все ментальные связи с Вилли, а вторая сдаться и полететь в клинику, чтобы разрыдаться у него на плече. К счастью, первая побеждает.
—Бля, систр, ты уверена? — сложив руки на груди, Кир сверлит меня взглядом исподлобья, наблюдая, как я собираюсь на слушание. И заодно пакую чемодан.
—Так будет лучше, — говорю сдавленно и смотрю на свое отражение в зеркале.
Красные опухшие глаза уже стали частью моей внешности. Нашариваю в чемодане уже убранные прозрачные очки, чтобы хоть как-то прикрыть лицо, перекладываю их в свою сумку, и захлопываю крышку.
Сегодня мне все же придется присутствовать на слушании по делу Лисицына, а затем я возвращаюсь в свой город. Здесь меня больше ничего не держит.
—Тем более, родители чуть с ума не сошли после происшествия со взрывом, будет лучше, если я на какое-то время вернусь домой, — убеждаю больше себя, чем брата. —Только не вздумай выдать
—Никому — это Вильгельму? За что ты так с покемоном, Виолетта?
Мне кажется, или я слышу осуждение в голосе брата? Виолеттой он называет меня только по серьезным поводам.
Делаю вдох-выдох до треска в легких, чтобы сдержать подкатывающий слезный ком.
—Пусть летит, Кирюш, — говорю тихо. —Его ждет та жизнь, о которой он мечтал: родина, спокойствие, семья, которая его любит….
—Ты прям мать Тереза, — соскакивает с места раздраженно. —А ты его спросила, нужно ли ему это все?
—Нет. И ты не тоже не лезь, пожалуйста. Вильгельм давным-давно свой выбор. Рождество он планировал встречать в Мюнхене, как и всю последующую жизнь, — на этом моменте одна тщательно сдерживаемая капля все же скатывается по моей щеке.
—Ты еще вспомни, что он планировал, когда он в детский садик ходил! Планы меняться могут, слышала о таком?
—Кирилл! — из меня вырывается всхлип. —Я не хочу стать причиной того, что вся его жизнь под откос пойдет! А еще не хочу очнуться через пару лет и увидеть рядом несчастное лицо. Рано или поздно он все равно улетит! И лучше раньше, чем когда мы….,— осекаюсь, запрещая себе даже прокручивать любые сценарии будущего.
Брат смотрит на меня сочувственно, а потом нехотя берет мои пожитки и несет их в машину. Своим отъездом я задала и ему задачку: теперь вся аренда ложится на его плечи, но вроде бы кто-то из его друганов высказал желание перебраться к Киру в район потише.
Да и нам с братом пора сепарироваться. Люблю его всем сердцем и ценю его заботу и бесконечную помощь непутевой сестре, однако, она иногда перерастает в гиперопеку. А мне нужно научиться справляться со всем самой и понять, как мне жить дальше.
Даже если я однажды решу вернуться в этот город, то жить буду отдельно.
Пока мы загружаем сумки в машину, трель в кармане пальто не превращается.
Вилли. Он звонит со вчерашней ночи.
Трясущейся рукой щелкаю качельку громкости вниз, убирая звук. Я не могу ответить. Просто не могу.
—Ты должна ему все объяснить! — не прекращает нравоучения Кир.
—Объясню, — вру брату и себе.
Кирилл недовольно трясет головой и глазами показывает садиться в машину.
—Пока, домик, — говорю одним губами беззвучно, когда мы отъезжает от ворот.
На заседание мы приезжаем за десять минут до начала, и мой не переключающийся из турбо-режима пульс выходит на нечеловеческие обороты.
С одной стороны я вижу всплывающие от Вилли уведомления, которые тут же смахиваю, не разрешая себе даже читать, а с другой стороны я вижу, как ведут Лисицына.
От диснеевского лоска не осталось и следа: в робе и без приторной маски на лице он выглядит озлобленным психом.
—Не сдохла? — издевательски бросает мне мне, когда тычком в спину его проводят в зал.