Верь в меня
Шрифт:
— Мама? Мама, ты за мной пришла? — спрашивает розовощёкий мальчуган лет четырёх.
Я даже ответить ничего не успеваю, как следом за мальчиком подходят и другие дети. Все как один пытаются прижаться ко мне, спрашивают: я ли их мама. Точнее, они даже не спрашивают, они словно узнали во мне каждый свою маму.
Неловко себя чувствуя, опускаюсь на колени, и каждого ребёнка обнимаю по очереди. Да, я помню, что говорила мне директор — минимум контакта с детьми, ведь я уйду, а они останутся со своей хрупкой надеждой
Слёзы по щекам катятся против воли. Но это слёзы чистые, без горечи. Я реально хочу их всех обогреть, приласкать. Они такие все маленькие, так нуждаются в банальной ласке.
— Насть, давай поработаем, — одёргивает меня Саша.
С трудом заставляю себя оторваться от обнимашек с малышами и переключиться на работу. Обожаю детей. Детские фотосессии всегда вызывают во мне сильные эмоции, потому что в отличие от взрослых, дети очень искренние. Их улыбки отзываются в даже самом холодном сердце лучиком тепла. Но сегодня другой случай, мне морально тяжело смотреть на малышей через видоискатель своего «Никона».
Одна малышка привлекает моё внимание. Маленькая такая с большими голубыми глазищами и пружинистыми локонами рыжего цвета. Она наблюдает за мной всю дорогу, но подходить боится.
Я смотрю на неё через призму стекла на объективе фотоаппарата и чувствую, как у меня быстро бьётся сердце. Красивая, солнечная девочка трогает до глубины души. Солнечная не только из-за того, что волосы огненного цвета и веснушки россыпью по щекам, девочка с синдромом Дауна.
Убрав фотоаппарат от лица, смотрю на малышку в упор, а она улыбается мне, язычок свой из розового ротика высовывает.
— Это наша Верочка, — звучит женский голос за моей спиной и я оборачиваюсь на сотрудницу детского дома, — родители отказались от неё сразу после рождения. А зря, такая славная девочка. Очень умная, всё понимает, только сказать пока ничего не может. Вот вы, Настенька, вместе с Сашей сделаете репортаж и откроете глаза нашему обществу. Сколько детей без пап и мам ждут, когда их отсюда заберут. Все хотят семью.
Киваю, глотая в горле противный ком.
Да, всё так. Эти детки ждут, когда придёт к ним мама, возьмёт за руку и заберёт из детского дома. Я бы тоже забрала не задумываясь. Верочку бы точно удочерила, но мне по закону нельзя — с моим-то психическим расстройством.
— Сладкие малыши. Надеюсь, всё получится, — только и могу сказать, а сердце рвётся на части.
Ну что за люди такие, что бросают своих детей?! Даже животные не бросают детёнышей, не считая исключительных случаев.
Пребывая под сильными, обуреваемыми эмоциями, с трудом заставляю себя вернуться в работу. Ох… не думала, что будет так сложно, когда согласилась на эту фотосессию. Непростое испытание для меня: видеть детей и не иметь возможности им помочь. От своего бессилия хоть волком вой. Что за несправедливость
После фотосессии, когда за спиной остаётся детский дом, я вдыхаю кислород полной грудью и не могу надышаться. Заметив моё состояние, Саша начинает беспокоиться:
— Сильно плохо, Насть? Может в аптеку сгонять и купить какие-то капельки успокоительные?
Качаю головой. Хочется усмехнуться горько на эту фразу, мол, какие к чёрту капельки? У меня тут сердце на ошмётки от увиденного количества детей в детском доме. Душа болит за них!
— Ничего не нужно, Саш. Давай лучше где-то кофе выпьем?
— Хорошо, поехали, где-нибудь посидим, — соглашается друг и мы идём к его машине.
Саша привозит нас в кофейню, где я заказываю большой латте с густой пенкой. И пока бариста готовит латте, как мазохистка пересматриваю на экране фотоаппарата отснятый материал.
Девочка Вера не выходит у меня из головы и я знаю почему. Ей точно не повезёт — шансы, что её когда-либо удочерят, почти нулевые. Если она родной маме оказалась не нужна, то чужой тёте — подавно. И от этих мыслей мне в разы больнее.
— Молчаливая какая-то, у тебя всё хорошо, Насть? — интересуется Саша, когда я слишком зациклено смотрю на фотик.
Переворачиваю «Никон» так, чтобы Саша мог видеть экран.
— Смотри, это Вера. У неё синдром Дауна. Как думаешь, её кто-то захочет удочерить? — друг пожимает плечами. — А ты, Саш, смог бы стать папой для этой девочки?
— Ты почему спрашиваешь, Насть? Сильно впечатлилась, похоже?
— Впечатлилась, да. Но ты не ответил на мой вопрос. Ты бы взял на себя такую ответственность, Саш?
— Честно?
— Конечно, честно.
— Вряд ли. У меня своих двое, куда мне приёмного, да ещё и необычного ребёнка?
— Понятно.
— Да что понятно, Насть? Ты представляешь, сколько нужно денег, чтоб такого ребёнка поднять на ноги? Нормальной она никогда не станет, но чтобы ей хоть что-то дать — минимальные навыки самообслуживания и какую-никакую социализацию, нужно много вкладывать финансов в реабилитацию и коррекцию. Я просто не потяну. Наверное, поэтому эта девочка оказалась в детском доме — не у каждого человека есть такая возможность.
— Ты сейчас оправдываешь биологических родителей Веры? Не надо, Саш. Они ничтожны в моих глазах, ничто их не оправдает! Всё, что касается детей, для меня остро и по живому. Я никогда не пойму, как можно отказаться от родного ребёнка, пусть он даже родился не такой, как все. Все дети хотят родительской любви, расти в семье, а не детском доме.
— Да, ладно. Ладно, Насть. Я всё понял. Я же здесь ни при чём. Я своих детей не бросил, хоть с женой и в разводе уже несколько лет.
— Не оправдывайся, Саш. Я к тебе без претензий, просто откровенно поделилась мыслями. Извини, если задела чем-то, я не хотела.