Верь
Шрифт:
***
Вот, вечно так, трушу в самый глупый момент. Главное, когда подставляла милиционера вообще не чувствовала никаких эмоций, даже вина не мучила. Ему все равно ничего не будет, я же сбежала, как говорится нет тела, не пришьют дело. Да и после разговора с Кристиной какие-то двойственные чувства ощущаю. Как они быстро, однако сошлись, причем настолько быстро, что становится не по себе. Поженились уже? Кольца Кристина не показала, так что не ясно. С другой стороны, если они поженились мне и дела до этого нет. Если же только собираются, то
Устало провожу рукой по лицу, как чёрт побери я устала от этого дня. Когда он уже закончится? Нажимаю на дверной звонок со вдохом и дверь почти сразу открывается, так что даже не успеваю среагировать вовремя, когда меня затаскивают во внутрь.
— Ну и где ты была? Я уже думал опять сбежала, начал придумывать отмазку для Кая, почему тебя сразу с ним не притащил и цепью к батарее не привязал! — выдал Кирилл после того, как закрыл за мной дверь.
— Заблудилась в лесу, а потом на милицию наткнулась, и мы слегка не поняли друг друга, — бормочу неловко, топчась на месте.
Как-то я совсем отвыкла от роскоши этого дома, даже не по себе. Осмотрелась по сторонам, кажется совсем ничего не изменилось, прошла в гостиную. Кирилл в домашних шортах и футболке протопал по лестнице на верх, иду за ним, на ходу снимая курточку Кристины.
— Милицию? У тебя и с законом не все в порядке? — не скрывает сарказма волк.
— Теперь да, — отвечаю слегка
Один раз поступив неправильно, я стала так меняться, что уже сама себе противна. Солгать, соврать, обвинить — теперь для меня так легко. Во рту гадкий привкус, вкус дерьма в которое я превратилась.
— Да не переживай, отец разберется, — хлопает меня по плечу, прежде чем открыть дверь в операционную.
Больница на дому, как и раньше слегка удивляет меня, только теперь в другом смысле.
— Где Кай? — спрашиваю с порога, потому в этой комнате никого нет.
— В своей комнате, отец недавно закончил его зашивать, отдыхает, — отвечает волк, включая свет.
— Как он?
— В отца спроси, сейчас он придет, — после этого улыбнувшись просто уходит.
Ставлю сумку на пустую тележку, а сама сажусь на операционный стол. Давлю желание плюнуть на слова волка и пойти в комнату альфы без разрешения. Я ему никто, у меня нет права расхаживать по чужому дому, как делала это у охотников. Как будто возвращаюсь в прошлое, в раковину из принципов и собственных правил, которые нельзя нарушать. Мне тесно здесь, слегка одиноко. Иногда хочется, что бы прошлое осталось просто пройденным этапом — позади. Обнимаю саму себя на мгновение, но это ничего не меняет.
— Дарья? — голос господина Дмитрова заставляет встать с кушетки.
— Здравствуйте господин…
Договорить не успеваю, потому мужчина останавливает меня крепко сжав за плечи. Смотрит прямо в глаза, от чего становится слегка не по себе. Как будто все знает, абсолютно все.
— Девочка, что с тобой случилось? —
— Слишком много плохого, — отвечаю тихо, чувствуя, что вот-вот расплачусь.
Даже это вернулось, просто ужас какой-то! Беру себя в руки, слегка улыбаюсь, показываю свою руку.
— Меня собака укусила, посмотрите? — показываю замотанную руку.
— Конечно, ты только расскажи мне что случилось, с тобой, с Каем? — мужчина отошел помыть руки.
— Как он? — спрашиваю, разматывая повязку это тоже в крови.
— Я не знаю, выживет ли, Дарья. Кирилл сказал тебе не говорить, да и остальные будут, простив этого против, но я думаю не стоит лгать члену семьи. Думаю, это была самая большая ошибка, которая и привела к тому что получилось. Ты же поэтому убежала?
— Просто испугалась, — опускаю плечи, смотрю в пол.
Господин Дмитров достает инструменты и надевает перчатки. Он берет меня за руку и разматывает остатки бинта, тяжело вздыхает.
— Они выпустили на нас собак, — зачем-то объясняю откуда рана.
— Тебе не больно? От такой раны обычно кричат в голос, зашивать придется долго, а шрамы останутся большие. Да еще уколы от бешенства на всякий случай нужно сделать.
— У меня уже достаточно шрамов, одним больше, другим меньше. Какая разница? Это не больно, — слегка улыбаюсь, чем, чем, а моим болевым порогом трудно не восхищаться.
— Эти желтые пули убивают таких, как мы, да? Охотники использую подобную дрянь, ставя капельницу, что бы оборотни не могли даже пошевелится.
Вздыхаю, неприятно даже вспоминать те бессонные ночи и муки бедной волчицы. Если подумать, получается ее пытали ни за что, просто бы держать меня в узде. Андрей часами сидел вместе с нами в палате, пока та жуткая дрянь не капалась до конца, а Тася не начинала рычать от боли.
— Тебе тоже? — спрашивает старый волк, орудуя пинцетом и иголкой с ниткой.
Только слегка кривлюсь, пока он зашивает.
— Нет, они вылечили меня после того, как нашли на берегу речки. Пытались, по крайней мере.
Михаил ничего не ответил, только слегка вздохнул, продолжая свою работу. Какое-то время мы молчали, он не расспрашивал, как Кристина, и я за это ему благодарная.
— Я стреляла в Кая, — признаю ему, смотря слегка в сторону.
Где-то за дверью что-то громыхнуло, оглянулась по сторонам, но ничего не заметила.
— Желтой пулей? — предложил почему-то очень спокойно старый волк.
— Нет, обычными. Он нашел меня не вовремя. Охотники не убивают волчиц, на них они ловят, как на наживку оборотней. На десятую попытку они и поймали Кая, только у меня в ружье были обычные патроны, у всех остальных желтые… потому я и выстрелила.
Почему мне кажется, что я оправдываю себя? Возможно так и есть, да нет, точно так и есть.
— В плечо, я так полагаю? Те раны почти зажили и не опасны для его жизни, — похоже господин Дмитров тоже решил меня оправдать.
Слегка улыбаюсь, как это глупо.