Верь
Шрифт:
Но даже чувствуя все это и зная, все равно отпускаю его руку и пытаюсь подняться что бы уйти. Увы мои ноги онемели от долгого сидения в одной позе, потому сваливаюсь на пол.
— Боже, ты в порядке? — Марго бросилась меня поднимать, несмотря на то что я отбывалась.
— Да… я… можно я останусь здесь? — спрашиваю у нее почти сразу.
Миссис Тактичность замирает, мне кажется я заметила, как сильно она постарела за эти полгода. Даже какой-то блеск в глазах пропал, интересно почему?
— Конечно можно, тебя разве кто-то выгонял? Я
Кирилл все это время стоял в коридоре и приветственно мне улыбнулся, потом зашел в комнату, когда мы вышли.
— Пошли, я тебе комнату давно обустроила, только вещи не разобрала. К тому же можно позвонить твоим родителям, хочешь? — щебечет эта женщина и я невольно улыбаюсь слегка от ее улыбки.
— Хочу, но можно я сначала приведу себя в порядок, не хочу, чтобы мама видела меня такой.
— Что? Ну конечно, я тебе помогу, — улыбается эта раньше не сносная женщина.
— Это комната с куклами, — не скрываю своего отвращения, когда подходим к знакомой двери.
— Там уже нет кукол. Я перенесла свою коллекцию в музыкальную комнату Кирилла. Представляешь этот оболтус брал мою одежду, чтобы пугать ребят по ночам расхаживая как кукла. Ты об этом знала? — возмущенно запыхтела женщина.
— Нет, конечно нет, — слегка улыбаюсь, вспоминая куклу в вуали.
Марго зажигает свет в комнате, без кукол она оказывает больше. Правда возле окна много не распакованных коробок. Намного больше, чем вещей было в общежитии.
— Эти вещи…
— Из твоего дома, твои родители продали квартиру, в которой вы жили перед отъездом. Ну что, сначала в душ? — предлагает Марго открывая неприметную дверь в ванную, вот бы раньше показала где она.
Киваю, хотя на самом деле смотрю на кипу коробок — всю мою жизнь. С одной из коробок выглядывает мой плюшевый медведь. Мама купила мне его на одиннадцатый день рождения. Я назвала его Рубинчиком, он согревал меня, когда было очень холодно на душе. Достаю его с коробки, весь в пыли, но мне все равно. Прижимаю его к груди, но уже не чувствую от него тепла. Это только воспоминания, прошлое которое ушло, но не отпускает. Ложу медвежонка на кровать с грустной улыбкой.
— Даш, ты будешь душ или ванную? — спрашивает Марго с ванной комнаты.
— Душ, руку нельзя мочить.
Раздеваюсь только прямо перед душем, высовываю замотанную руку в сторону, чтобы не намочить. Марго молчит, никак не комментирует мои увечья, я ей за это благодарна. Горячая вода смывает с меня все, кроме усталости, она остается. Мыться одной правой непослушной рукой получается плохо, так что в какой-то момент позволяю Марго помочь мне. Как будто мама снова в детстве моет, как от этой мысли тошно. Как же мне бы хотелось, чтобы это и правда была моя мама. Отмывшись она помогла одеться, а затем высушила волосы и начала меня красить. Одела меня в закрытую ночную сорочку,
— Хочешь потом сделаем пластику? Уберем все эти шрамы? Не будет и следа, поверь мне.
— Не надо, просто не хочу, чтобы их увидела мама, и волосы соберите назад, что бы она не поняла, что отстрижены, — прошу смотря на себя в зеркало.
Какая-то забытая крыса, честное слово. Раньше мне нравилось больше свое отражение, даже не потому, что не было шрамов, просто раньше было по-другому.
— А зачем ты это сделала? Хотела поменять стиль? — спрашивает Марго зачесывая мои волосы назад и собирая их заколкой.
— Это сделала не я, у меня никто не спрашивал, — отвечаю на ее вопрос со вздохом.
Марго молчит, не задает вопросов, что весьма удивительно. Может она тоже опасается меня, как господин Дмитров? Доведя меня в порядок, женщина оставила мне планшет с включенной интернет программной для разговора и ушла с комнаты. Смотрю на значок звонка, но не решаюсь нажать на кнопку. Не знаю, что сказать им, как успокоить и объяснить. Думаю, сказав, что была в плену больных фанатиков — сделаю только хуже. Нажимаю кнопку вызова, напоминая себе, что люди не должны страдать из-за меня. Заставляю себя улыбаться, как низко бы не чувствовала себя в душе.
***
Руки опускаю, что бы через веб камеру не было видно с какой силой сжимаю расческу для волос. Не знаю, почему именно ее, просто под руку попалась и все. На лице застыла маска хорошей девочки, которая только слегка оступилась: пришла домой поздно или не сделала уроки, но никак не той, что не понятно где шлялась посреди ночи.
— Раньше ты так не поступала, — слышу первые слова от отца за долгое время.
Уже не помню наш последний разговор, только боль на щеке от его удара. По щеке стекает одинокая слеза, смахиваю ее, пока никто не заметил.
— Мне просто захотелось пожить немножко для себя, — улыбаюсь шире, быть плохой легче, чем быть хорошей.
Взгляд отца не говорит ничего хорошего. Мы с ним похожи, внешностью и характером, даже смотреть не надо, чтобы видеть, как он зол. Стоит за спинкой стула, на котором сидит мама. Она просто улыбается, не могу понять ей все равно или действительно рада. На папе рубашка с коротким рукавом, на маме летнее платье и соломенная шляпка. Не помню, когда в последний раз мама выглядела опрятной такой.
— Как там Ваня? — наконец слышу голос мамы, слабый и неуверенный.
Даже сейчас, после того, как их дочь вернулась с… Нет, пускай уж лучше думают по-другому. Да и чего стоит ожидать от мамы? Ей и так плохо из-за меня. Это я в этой истории плохой персонаж, а не она или отец.
— Хорошо, скоро вернется от своей девушки. Может сказать ему, что бы позвонил вам? — предлагаю спокойно.
— Мы позвоним ему сами, — отец, как всегда, в своем репертуаре.
— А что за девушка у него? Хорошая? — мама улыбается, слабо, но счастливо.