Вера и рыцарь ее сердца. Книга третья. Играть с судьбою в поддавки
Шрифт:
– Камилла Рахметовна, – пыталась Вера спасти ситуацию, зная болезненное высокомерие этой женщины, – при всем к вам уважении, обратите внимание на признаки у ребенка симптомов «острого живота». Без консультации хирурга нельзя его госпитализировать в соматическое отделение! А новый хирург …
Вера хотела бы сказать, что новый хирург, ещё не имеет опыта консультации детей, хотя на самом деле она должна была сказать другое, что у нового хирурга больше амбиций, чем опыта и знаний, а расхаживать по отделению в халате с пятнами крови подобает только мяснику в лавке, но это было бы не к
– Вы бы, Вера Владимировна, – перебила ее Камила Рахметовна, – лучше с таким же рвением занялись вашей отчётной документацией, вы уже и так задержали информацию по ревматикам на целых два дня. Теперь вы свободны. «Скорая помощь» отвезёт вас домой.
Уже из дома Вера позвонила дежурной медсестре детского отделения и распорядилась, чтобы та, кровь из носу, но добилась консультации хирурга.
Утро. Воскресенье. Вера входит в палату детского отделения. Рядом с ней находится её друг, сосед и коллега, хирург Мендыбаев, который подтверждает диагноз острого аппендицита у мальчика из диагностической палаты и берет его в хирургическое отделение. Такой расклад вещей успокаивал, и женщина крепко уснула, прямо у себя в кабинете …
Ее разбудили яркие лучи солнца. Оказалось, что на находилась в своей кровати, а рядом посапывала Катюша. Вера тут же выпрыгнула из постели и побежала звонить в отделение. Постовая медсестра детского сообщила, что ребёнка хирург проконсультировал, но он своей записи в истории болезни не оставил. Дело принимало серьезный оборот.
Каждый доктор знает приказ, что ребенок с признаками аппендицита обязан был наблюдаться в хирургическом отделении, а тот уже который час находился в детском отделении.
– Роза, – обратилась Вера к дежурной медсестре, – вы не можете уйти со смены без этой записи хирурга. Его запись должна быть в истории болезни, во что бы то ни стало. Я сейчас же бегу в отделение, дождитесь меня.
Когда Вера зашла в больницу, через большие окна больницы струился в палаты утренний свет, а пряный запах соснового бора наполнял отделение свежестью жаркого лета. В такую погоду просто преступно думать о чем-то плохом, но Вера думала.
В истории болезни ночного пациента стояла короткая запись хирурга. Под диагнозом «состояние аппедиксоида» стояла крутая безобразная закорючка. Вера тут же пригласила на консультацию Мендыбаева, который днями и ночами обитал в хирургическом отделении, словно дома его не кормили. Даже воскресным днем он любил пребывать среди прооперированных больных и хирургических сестричек.
Только к обеду Верин сон воплотился в явь. Она с Мендыбаевым вошли в палату, где должен был лежать ночной пациент, но мальчика в палате не оказалось.
Потом выяснилось, что боли в животе у ребенка под влиянием обезболивающих прошли, и нянечка отвела его в столовую, завтракать.
– Ох, Вера Владимировна, – вздохнул Мендыбаев, осмотрев ребенка. – Это не «аппеликсоид», это настоящий хирургический «шизоид». Думаю, что аппендикс уже лопнул и сальник брюшины локализовал процесс. Надо срочно оперировать!
Оперировали ребенка в срочном порядке командировочные хирурги, приглашенные из столицы в районную больницу поработать на время отпусков в районную больницу. Хотя операция
Омар был человеком гордым, и ему не понравились колкие замечания столичных хирургов, подрывающие не только авторитет главного врача, но и авторитет всей районной больницы. На разборку случая прободного аппендицита был приглашен Исинбаев Мурза, только что вступивший в должность районного хирурга.
Мурза оставил своих гостей за праздничным столом, поцеловал именинницу – жену, поспешил в больницу, как требовала того новая должность. За завтраком он выпил с гостями бокал вина, но это его не беспокоило, ведь у него был выходной день и ургентную службу по отделению нес молодой хирург.
В кабинете у главного врача сидели командировочные хирурги. Они переговаривались между собой, поглядывая на часы. Вошедшего Мурзу никто не поприветствовал, и он быстрым шагом прошел к своему креслу, что стояло подле стола главного врача. Вовремя зачитывания истории Мурза по привычке, сидя в кресле, ритмично болтал своими короткими ногами.
Конечно, командировочные хирурги постарались с пристрастием оценить хирургическую службу больницы и не обошлось без сарказма. С нарушениями по тактике ведения больного ребенка с болями в животе главный врач согласился и сходу объявил Мурзе, как заведующему хирургическим отделением, строгий выговор, а от себя лично добавил, что ему стыдно за своего друга, который посмел явиться в кабинет главного врача в нетрезвом виде.
От высокомерного тона друга Мурза напрягся, покраснел, болтать ногами перестал и почувствовал в груди жар. Задетое самолюбие не позволяло ему оправдываться. Мурза с поникшей головой вышел из кабинета под презрительные взгляды командировочных хирургов, для которых Зеренда была и оставалась дикой периферией.
Старые обиды, как змеи подколодные, прячутся где-то в сознании человека, чтобы при случаях, ужалить человека в самое сердце.
Мурза вырос в детском доме. Только его жена и друг Омар знали, как обижали Мурзу в детстве такие же сироты, как и он сам. Для детей и для учителей он был всегда толстым тупицей, хотя Мурза так старался доказать, что толстые тоже бывают умными.
После окончания школы он поступил в медицинский институт, и там над ним смеялись ровесники за его детское усердие, хорошее прилежание и волчий аппетит. Доверять друзьям Мурза пытался всю жизнь, как этого желал его отец в последнем письме с фронта, но друзья его постоянно предавали.
И, вот, когда он стал взрослым человеком, женат на красавице с русой косой, получил профессию, высокую должность, и был опозорен. Обида душила его, потому что его принародно позорил лучший друг. Мурза не чувствовал в себе больше сил, стать достойным человеком и еще раз поверить в дружбу. Отец не смог бы гордиться своим единственным сыном, одиноким, глупым и толстым.
Никто не увидел, какой дорогой пошёл Мурза из больницы, но каждому хотелось, чтобы он живым вернулся домой. Через пять дней тело утопленника выкинуло волной на берег озера. Горе пришло в семью Исинбаеваых.