Вера в чудеса
Шрифт:
Выхожу в коридор, где вижу Воропаева и одного из охранников.
— Поехали. Матвей звонил. До сих пор меня ждет.
Мы выходим из больницы и уезжаем. Я добрался домой позже обычного, но это того стоило. Исчезла неопределенность и, хотя придется еще потратить много сил, чтобы наша жизнь перестала напоминать какой-нибудь сериал, но теперь и я верю в чудеса.
Оказавшись в гостиной, обнаруживаю Лену и Матвея, они с энтузиазмом гоняют паровозики по железной дороге. Оказывается, девочки прекрасно могут играть и в это. Пользуясь тем,
— Лена, ты! — захлебывается возмущением сын, когда та без всякой жалости обгоняет его поезд своим на особо крутом повороте.
— Что я, братик? Нельзя зевать, а то муха в ротик попадет.
И тут же позволяет ему догнать свой поезд и перегнать его, с хитрющей улыбкой впитывает в себя его радость от победы. В какой-то момент Матвей поворачивается, замечает меня и через секунду едва не сбивает меня с ног с радостным воплем:
— Папочка!
Лена хмыкает:
— Ура! Теперь я могу заняться каким-нибудь исконно женским делом.
Но потом замечает:
— Матвей, тебе не кажется, что твоему отцу надо дать хотя бы поесть, — потом обращается уже ко мне, — Мы сегодня без няни.
Няня Веры редко ночует у нас, потому что у нее самой грудной ребенок. Она кормила грудным молоком и мою дочь, и свою. Днем присматривала за обеими девочками, ночью мы с Леной справлялись сами. Дочка — настоящий ангел. Очень спокойная и красивая. Поэтому особых хлопот нам не доставляет. Как говорит женщины, которые с ней возятся, такие младенцы — редкость.
Мне нужно выбрать момент, чтобы сказать Лене о том, что Дина очнулась. Матвей думает, что мама на лечении в больнице, которая находится далеко, и поэтому он не может туда поехать.
Мальчик остается в гостиной, вернувшись к любимым поездам, а мы с Леной идем на кухню. Оставшись наедине, я решаю не тянуть кота за хвост:
— Лен, — девочка сразу настораживается, — Твоя мама пришла в себя сегодня.
Она замирает и, по-моему, перестает дышать.
Я окликаю ее еще раз:
— Лен! Тебе плохо? Ты побледнела.
Видимо, что-то в выражении моего лица ей не нравится, поэтому она, опустившись на стул, спрашивает:
— Как она?
— Меня узнала, разговаривает, но потребуется восстановительная терапия.
Она закрывает глаза, выдыхает, затем снова их открывает, и напряженно в меня всматривается.
— Она будет в порядке?
Даже, если я сейчас солгу, то ответить по-другому не могу:
— Да.
— Что-то у меня голова закружилась. Налейте водички.
Выполняю ее просьбу, подаю ей стакан с водой, она отпивает несколько глотков и задает следующий вопрос:
— Когда я могу к ней поехать?
Я понимаю, что Лена готова прямо сейчас мчаться в больницу, но пытаюсь ее притормозить:
— Давай завтра?
Она соглашается:
— Хорошо. Тогда я пойду к Матвею.
Я остаюсь один, но поесть так и не успеваю, потому что через несколько минут на кухню забегает Матвей:
— Пап, там Лена плачет.
Сын
— Ну, что ты, глупенькая?
Она продолжает плакать:
— Я дум-м-а-ла, что уже-е все-ё, — слышу сквозь рыдания ее неразборчивое бормотание.
Постепенно Лена успокаивается, смотрит на меня заплаканными глазами и тихо произносит:
– ,Наверное, это от радости.
Да уж, обрадовал. Хотя я понимаю из-за чего это. Дочь Дины не любит демонстрировать свою уязвимость. Все эти месяцы она старалась быть сильной, но там внутри, глубоко жил страх, что ее мама не очнется. И с этим чувством было трудно что-то сделать. Оно исподволь присутствовало в наших жизнях, и прогнать его было невозможно.
— Иди спать. С Верой я сам разберусь.
— Да, я так и сделаю.
Дина.
Кое-как разлепляю веки, в глазах будто песок, очень хочется их потереть, но руки не слушаются, все, что мне удается это пошевелить пальцами и чуть повернуть голову. Пытаюсь сдвинуть с места ногу, но не могу. И все же я чувствую ноги и дергаю пальцами на ступнях. В голове медленно ворочаются мысли, мне кажется, я слышу, как они скрипят. Отгоняю ненужную панику, пальцы шевелятся, тело я чувствую, значит не все так плохо. Я в больнице, но только как долго? Дико хочется спать, несмотря на то, что только что проснулась. Во рту все ссохлось, и ощущение, что язык распух. Хочется пить. В общем, снова здравствуй, негостеприимный мир. Я помню, что рожала ребенка, помню, что приходил муж. Насколько я поняла, у меня есть еще одна дочка. Маленькая принцесса, которую я даже не видела.
У моей кровати стойка с капельницей, чуть скосив глаза, вижу иголку в своей руке, заботливо прикрытую ваточкой. Собственное тело ощущается неподъемной глыбой, которую никак не сдвинуть с места. Со стороны двери раздается шум, к стойке с капельницей подходит создание в белом халатике, из-под которого просвечивается нижнее белье. Медсестра, стройненькая и молоденькая, волосы спрятаны под белым колпаком.
Замечает мои открытые глаза и пищит:
— Ой!
С чего такая реакция? Я превратилась в Шрека?
— Пить! — с трудом разлепляю губы.
— Да, да, сейчас.
Она подносит к моим губам стакан с крышкой, из которого торчит трубочка, обхватываю ее губами и делаю глоток. Мой организм отвык даже от таких простейших вещей. Делаю еще глоток. Фух, я самой себе напоминаю цветок, забытый на подоконнике, и не видевший полива до фига сколько времени. Пытаюсь напиться, но стакан забирают.
— Много нельзя, — с виноватым видом говорит медсестра.
Эх, а я даже возмутиться от всей широты своей души не могу!