Вера в чудеса
Шрифт:
— Мама?
Нет, это не может быть правдой. Мама, она должна вернуться из больницы. Я… я, кажется, забываю, как нужно дышать. Я не могу, не хочу остаться одна! Мне всего пятнадцать!
Шепчу пересохшими губами:
— Как это произошло?
Воропаев сбивчиво объясняет:
— Осложнения при родах. Стали срочно делать кесарево. В общем, пока делали, остановилось сердце. Его запустили… Но не сразу. И вот кома.
За этими словами меня накрывает — она просто сейчас умирает. И ничего нельзя сделать.
А Воропаев тем временем добавляет:
— И
Я не могу сейчас воспринимать что-нибудь кроме новостей о маме.
Я не знаю как, но мне удается взять под контроль свой голос:
— Мне нужно побыть одной.
Как во сне бреду к себе в комнату, сажусь на кровать и сижу, сижу. Из головы выветрилось все. Из сердца вытянуты все чувства.
Я выпала из времени. И не знаю, как быть дальше.
Но беда в том, что это "дальше" существует. И я не одна. Есть Матвей, есть сестра, у которой пока еще нет даже имени. И есть отчим. Но непонятно, насколько на него можно положиться в кризисной ситуации.
Если предположить само худшее, детдома я не боюсь. Я не верю, что дядя Леша допустит это. Но как быть с Матвеем и сестренкой? У них есть отец. Только вот готов ли он им быть? А от его желаний тоже уже ничего не зависит.
Пора этого небожителя привести в чувство. Потому что все получилось, как получилось. И что будет дальше, не ясно.
С этой мыслью я сворачиваюсь в клубок и проваливаюсь в тяжелый сон.
На утро звоню классному руководителю. В лицей сегодня не пойду. Мне очень трудно выговорить в одном предложении слова "мама" и "кома", но я справляюсь и с этим. Слава Богу, меня понимают и дают мне время прийти в себя. Это то, что нужно.
Отчима решаю пока не будить. Пусть проспится. Матвею ничего этого знать не стоит.
Сегодня и няня, и Надежда Борисовна на работе.
Воропаев отдает распоряжение о том, чтобы гостиную привели в порядок. Однако я останавливаю домоработниц. Воропаев недоволен. Но мне это безразлично. Единственное, что меня беспокоит, чтобы туда не попал Матвей и не порезался. Напоминаю это няне несколько раз.
Наконец, к обеду слышу недовольный голос Давлатова. Нахожу его на кухне. Вид у него какой-то потрепанный и несчастный, что ли? Голова, наверное, с перепоя болит.
— Нам с Вами нужно поговорить, — произношу твердо.
У него в руках чашка с кофе. Запах бьет в нос горечью. Как новости ночью.
— О чем? — хмуро спрашивает он.
Чуть прищурив глаза, отвечаю:
— О жизни.
Между нами виснет молчание. И оно такое, что я в нем вязну. Как муха в паутине. Глаза в глаза. Я не привыкла отступать, он не умеет сдаваться.
— Пойдем поговорим.
Он направляется в кабинет, уверенный, что я иду за ним, как собака за хозяином.
Поэтому приходится его притормозить у двери в гостиную:
— Минуточку, — выплевываю ему в спину это слово.
Он разворачивается и даже не хочет узнать, чего мне опять надо.
— Сюда зайдем, — распахиваю дверь.
Мы заходим в комнату. Нашему взгляду открываются
На этот раз его разрываю я:
— Как Вы думаете, Вы взрослый?
Отчим подвисает, не знает, как реагировать и что говорить. Потом до него доходит и он спрашивает:
— Ты знаешь?
— Знаю. Но это я не хочу обсуждать. Я хочу, чтобы Вы ответили на вопрос.
Он утвердительно кивает головой:
— Да, я взрослый.
Мне интересно докопаться до сути. Ему интересно, к чему я веду.
— Тогда ответьте, что определяет взрослого человека?
Он размышляет недолго и хмыкает:
— Возраст?
И меня напрягают его вопросительные интонации.
Я отрицательно качаю головой:
— Нет, ответственность. Взрослый это не тот, у кого есть паспорт. Взрослый — не тот, у кого есть жена и дети. Взрослый человек — тот, кто способен нести ответственность. За себя, за семью, за бизнес, за всё, что считает важным. Поведение ребенка ориентировано на "я хочу", поведение взрослого — на "я должен". И что в этой комнате говорит о том, что Вы способны нести ответственность?
Может, я зря так с ним. Потому что он хмурится еще сильнее.
— Лена, тебе не кажется, что то, что ты пытаешься воспитывать меня, это странно? Я понимаю, ты беспокоишься о том, что с тобой будет…
Он сделал неправильные выводы, поэтому я его перебиваю:
— Вы ошибаетесь. Я не беспокоюсь о себе. Я не какой-то тепличный цветок. Я способна даже теперь позаботиться о себе и еще о куче народа. Я очень волнуюсь за Матвея и за маленькую девочку, которые о себе позаботиться сами не смогут. Вы… Вы сложный, состоявшийся мужчина. А они… Они дети. И что Вы можете им дать?
Хмурое выражение лица Давлатова сменяется недовольным.
— Мне кажется, я очень многое могу им дать.
Я вздыхаю. Мне ясно, что у него все связано с финансовой стороной жизни.
— Да я не про деньги сейчас. Как бы тяжело нам с мамой не было, я всегда знала, что она меня любит, что с любой бедой я могу прийти к ней. И она будет на моей стороне. И также она всегда относилась к Матвею. А на Вас я смотрю… И хочу спросить, кто будет любить Матвея и Вашу дочь теперь?
Я вижу, что он собирается отвечать, но…
— Не надо мне ничего говорить. Просто задумайтесь. И начните уже вести себя как взрослый.
Я выхожу из гостиной и иду в свою комнату. Я сказала все, что хотела. А дальнейшее уже зависит от Давлатова.
Сергей.
Прошло два дня. Состояние Дины не ухудшилось. Но и не улучшилось. Ее перевели в палату, но она не очнулась. Дыхание осуществляется при помощи аппарата. Трубки, провода, пиканье приборов… Когда хочется просто услышать голос, увидеть улыбку. Когда необходимо, чтобы она встала, поправилась, вернулась домой. Чтобы просто была рядом. Как мало может быть надо от другого человека! Одно лишь присутствие…