Верен до конца
Шрифт:
До Нижина Кононову вели трое эсэсовцев и девять вооруженных полицейских. Они связали девушке руки и все-таки боялись, что Кононова может как-нибудь перехитрить их и убежать.
— Ну, теперь все! — оскалив зубы, говорил Дубик, увидев Феню. — Многим ты досадила… Теперь так нажмем, что родного отца выдашь.
— Пес ты бешеный, изменник Родины! — крикнула в ответ Феня. — И откуда ты взялся, подлюга такой? Как тебя земля носит, выродка?
Согнав нижинцев на площадь, Дубик объявил:
— Сейчас здесь будут названы фамилии всех, кто связан с партизанами.
Приказав вывести на площадь Феню, он развязал ей
— Показывай, кто здесь бандит! Всех назовешь — живой останешься!
— Вот он, — спокойно сказала Феня и кивнула в сторону Дубика.
— Ты у меня пошутишь! — прорычал Дубик и изо всей силы дернул девушку за косу.
— Отойди, подлюга! — посоветовал Дубику кто-то из толпы.
— Она не пожалеет вас, как некоторые ее жалеют, — обозлился бургомистр. — Здесь у вас не один десяток таких, как она. Вся деревня на подозрении. Помогите нам, и немецкая власть на местах, — он показал на себя, — учтет ваши заслуги.
Над головой бургомистра просвистел камень и врезался в переносицу полицая, стоявшего с винтовкой возле Фени. Тот схватился руками за лицо. Дубик растерялся. Феня быстро нагнулась, подняла камень и ударила им бургомистра по физиономии. Полицаи сбили Феню с ног. Полетели еще камни, полицаи начали стрелять, люди разбежались.
Дубик поспешил под защиту кузьмичского гарнизона. Вслед за ним отряд полицаев увел Феню, которой снова связали руки.
Через два дня Дубик снова появился в Нижине. С ним — конный отряд полицаев, человек двадцать. Приехали показать свою силу и отомстить за недавний позор. Ничего не добившись от Фени в Кузьмичах, Дубик снова привез ее в Нижин. Девушка сидела на подводе еле живая.
— Теперь-то ты у меня заговоришь! — шипел бургомистр.
Он приказал согнать к Орессе нижинских девушек и пригрозил Фене:
— Не назовешь подпольщиков, каждую десятую расстреляю. Так и знай!
Феня взглянула на подруг: они стояли плотной кучкой, жались друг к другу, с доверием и горячим сочувствием смотрели на Феню.
«Родные вы мои, — светилось в глазах Фени, — вижу, что верите мне и теперь, верите, жалеете и надеетесь…»
Феня сделала вид, будто не слышала, что сказал фашистский прислужник. Дубик подошел к саням, ударил ее по голове и повторил свои угрозы. Феня подняла на него опухшее лицо и снова бессильно опустила голову. Это был единственный метод борьбы, который она могла применить. Она решила не реагировать на пытки, не плакать, не стонать. И не говорить ни слова. Пусть фашистские выродки думают, что она не может говорить от страшной слабости, оттого, что полицаи «перестарались» во время допроса.
— Признавайся! — кричал Дубик и все бил девушку кулаком по голове. — Признавайся!
Феня молчала.
— Видите, дуры, — повернулся бургомистр к девушкам, — ей не дорога ваша жизнь, она даже и слушать не хочет. Одну какую-нибудь покрывает, а вас всех на смерть ведет.
— Губители! — не выдержала одна из девушек. — Людоеды, вы ее замучили, а теперь неживую говорить заставляете!..
К девушке подошел здоровенный, взлохмаченный полицай, замахнулся кулачищем, потом передумал и ударил прикладом.
Дубик, войдя в раж, кричал:
— У нас и мертвые заговорят! Снимите ее с воза, поставьте!
Полицаи подхватили Феню под руки, подняли и поставили на мерзлую землю. Девушки заплакали, подались вперед.
— Развязать? — спросил один из них Дубика.
— Нет! — замахал руками бургомистр. — Вырывайте ей волосы. Держите и вырывайте!..
Феня мужественно переносила пытки. И уже слабеющим голосом сказала:
— Бывайте, девочки мои дорогие! Да здравствует наша Советская Родина!
Когда она потеряла сознание, Дубик приказал бросить ее в ледяную воду Орессы…
Так погибла Феня Кононова, пламенная патриотка Родины, стойкая волей и духом комсомолка.
Нас восхитило мужество комсомолки, ее неодолимая воля к победе над врагом. Мы рекомендовали подпольному обкому комсомола постараться как можно шире оповестить всех о нижинских событиях: комсомольцы должны отомстить за смерть Фени!
Спустя некоторое время кузьмичский гарнизон был разгромлен. Майстренко с двумя боевыми группами из отрядов Патрина и Столярова ночью совершил внезапный налет на фашистско-полицейское логово. Подлые псы-полицаи и их хозяева фашисты были уничтожены.
На кузьмичской улице, на высокой колючей груше-дичке был повешен партизанами изменник Родины бургомистр Дубик.
В партизанской войне служба связи имеет исключительно важное значение. Перед уходом в подполье нам говорили в ЦК КП(б)Б: «От хорошо налаженной связи будет зависеть многое. За организацию этого дела надо браться с первых же дней борьбы с врагом».
Мы так и поступили. Почти с каждым заводом, фабрикой, почти с каждой деревней у нас была хорошо налаженная связь.
Тут, как и во всей нашей работе, помог богатейший опыт конспирации и организации подполья большевистской партией в дореволюционный период. Были у нас свои явочные пункты и квартиры, «почтовые ящики» в дуплах старых деревьев и «почтовые работники». Причем с одним и тем же пунктом нас связывала не одна линия, а две, а то и три.
В первые месяцы партизанской борьбы чаще всего нас выручали наши боевые испытанные подпольщики. Мы поручали им передачу очень важных донесений и всегда были уверены, что они не попадут в руки врага. Следует отметить, что крупных провалов у нас вообще не было.
Служба связи хорошо послужила нам, сыграла очень важную роль в первые месяцы партийного подполья и организации партизанского движения в Белоруссии. Но с каждым днем все более широким и могучим становилось партизанское движение. Изменялись условия борьбы, возникали новые сложные задачи. Нам стало тесно в рамках нашей первоначальной нелегальной связи, она уже отставала от наших потребностей. Назревала необходимость широкого использования технических средств. В начале мая 1942 года мы получили рацию. Белорусский штаб партизанского движения стремился к тому, чтобы в каждой области, в каждом партизанском соединении и даже в бригадах, а позже и в отрядах были свои рации. Это помогало поддерживать непосредственную связь с нашими фронтами и отдельными армиями, координировать действия, регулярно сноситься с Москвой, Центральным штабом партизанского движения и ЦК КП(б)Б. Позже мы узнали, что Центральный Комитет КП(б)Б получал наши донесения. Но вот беда, некоторое время посланные к нам люди по тем или иным причинам не доходили до нас.