Веретено Судьбы. Книга 1
Шрифт:
Барон и близнецы шли по пешеходному мостику. Дул такой ветер, что мальчикам едва хватало сил, сохранять равновесие. Близнецы крепко держались за поручни и с трудом переставляли ноги. Ураган трепал их одежду и норовил опрокинуть навзничь. Зато Людвиг чувствовал себя отлично. Как ни в чём небывало, он был расслаблен и раскрепощён. Со стороны казалось, что бушующая стихия не имела над ним власти.
Они остановились возле небольшой ниши в крепостной стене. С двускатным навесом над входом, она напоминала вход в кроличью нору из сказки про Вини Пуха. Барон взялся за массивное кольцо окованной железом двери и настойчиво постучал. Дубовая дверь тут же распахнулась. В тёмном проёме показалась долговязая фигура
– Добро пожаловать в замок Штайнерхольм, – его голос прозвучал почтительно и торжественно. – Юные господа, входите скорее, а то, промокнете.
Близнецы вежливо поздоровались в ответ и поспешили в укрытие. Им, как можно скорее хотелось попасть внутрь замка. Человек в дождевике, пропуская их посторонился, поднял фонарь и учтиво поклонился барону.
– Добро пожаловать, милорд. Давно же вы у нас не были.
– Здравствуй, Себастьян, – ответ барона, был сухим и кратким. Со стороны можно было без труда догадаться – кто тут слуга, а кто хозяин. Хотя, в манерах Людвига не было ни надменности, ни превосходства – в общении с обслугой он всегда выдерживал чёткую дистанцию. В отношениях с ними, он никогда не допускал даже призрачного намёка на панибратство. Слуги, для того и существуют, чтобы служить, – а иначе механизмы этого мира начнут ломаться, – система выйдет из равновесия и мир разрушится. Жан и Жак, не проронив ни слова, переглянулись. Это стало для них за сегодняшний день, ещё одним уроком.
Привратник подал им приготовленные плащи-накидки, и начиная с барона, всем по очереди, помог надеть. Затем, потянулся, чтобы снять с крюка, висевший на нём зонт-трость. Но Людвиг его остановил и перехватил зонт в свою руку.
– Не нужно, Себастьян. Это ни к чему. Сильный ветер и дождь, всё равно сделают своё дело. Да и зонт может вывернуться на изнанку, погнутся спицы, – барон повертел зонт в руке, словно любуясь, как он ладно сделан, и повесил его назад. – Жалко будет испортить такую вещь. В двадцать первом веке, такие уже не делают.
Дворик замка был освещён электрическим светом фонарей. Отлитые из чугуна, они хорошо сочетались с общей стилистикой архитектурного ансамбля. Но можно было догадаться, что круглые стеклянные плафоны – не ровесники стенам из средневекового камня. Скорее всего их привезли сюда и установили на заре прошлого, двадцатого века. После эпохи факелов и канделябров, пришла другая… Сначала, газовая. Следом за ней – керосиновая. А позже, их сменила электрическая. С тех пор, она так и осталась…
Гости замка, вместе с привратником, проследовали по булыжной мостовой к украшенному высокими колоннами парадному входу. Себастьян, опережая гостей, бодрой походкой поднялся по ступеням, и распахнул перед ними витражные, двустворчатые двери.
Они переступили порог и оказались в просторном холле. С потолка свисала потрясающих размеров люстра, с сотней лампочек, в форме пламени свечей и мириадами сверкающих бриллиантовыми переливами, подвесок. В головах близнецов даже не укладывалось мысли – сколько времени и труда требуется для того, чтобы поддерживать эту красоту в изумительном блеске и великолепии.
На фронтальной стене напротив них, висел портрет – его размеры были внушительны и огромны. Массивная золочёная рама производила впечатление уважительного почитания и придавала ему величие. От картины так и веяло духом феодальной власти. На портрете был изображен какой-то знатный вельможа – уже не молодой, но и ещё не старый, в расшитом парчой камзоле, с массивной герцогской цепью на груди, его
По левую сторону холла мальчики увидели большой камин. Ребят поразили его размеры. Он представлял собой огромную арку с резными готическими колоннами из полированного мрамора, с тонкими розовыми прожилками. В камине лежали дрова и горел огонь. Они потрескивали, рассыпались искрами и стреляли красными угольками. Помещение холла окутывал запах горящего дерева благородных пород – может бука, а может дуба. Тепло очага привносило в помпезность и вычурность замкового помещения атмосферу покоя и уюта – и располагало к приятной беседе, за чашечкой чая с молоком.
У камина стояло четыре глубоких кресла, с мягкими подушками и массивными валиками на подлокотниках. Между ними, небольшой чайный столик на ажурных точёных ножках. И ещё был ковер… – но он не впечатлил ребят – потому как был старым, выцветшим и потёртым, и не вписывался в общий интерьер. Высокие своды узких витражных окон и массивные перила балюстрады второго яруса, обрамляла лепнина с орнаментом из желудей и дубовых листьев.
Стены холла украшали расписанные девизами рыцарские щиты и штандарты с геральдическими символами. Рядом с ними висели скрещенные двуручные мечи, тяжёлые боевые секиры и остроконечные алебарды. По углам главной залы стояли манекены, в парадных доспехах, отполированных до зеркального блеска. Доспехи были украшены вычурной, золочёной гравировкой и рельефами искусно выполненной чеканки, со сценами битв и охоты на грозных хищников.
От всего увиденного мальчики были в таком восторге, что забыли про то, что замёрзли и вымокли до нитки.
– Шесть лет, Себастьян… – барон повернулся к слуге спиной и позволил ему снять с себя мокрое пальто.
Его взгляд, словно камера оператора плавно перетекал от одного предмета интерьера к другому. Вслед за лёгким осенним пальто, в руках Себастьяна оказалось тончайшей выделки, шерстяное серое кашне. Он повесил одежду барона на плечики дубовой гардеробной, и умелыми, ловкими движениями принялся охаживать её ворсистой щёткой.
– Шесть лет… – слова Людвига улетели в высокие своды холла, и замок ответил ему тихим эхом. – Как будто всего один день прошёл. А здесь всё по-прежнему. Так ничего и не изменилось.
– Так точно, милорд, – в голосе Себастьяна звучала покорность и уважение к высокопоставленной особе.
Жак с Жаном оглянулись на голос слуги и удивились. Теперь они видели в помещении замка совсем другого человека. Без дождевика с капюшоном, под которым было не разглядеть лица, из привратника он преобразился в высокого, статного дворецкого. В безупречном чёрном костюме, рубашке с накрахмаленным до хруста воротником, с галстуком цвета спелой сливы, и в белоснежных хлопковых перчатках. Ему было, лет семьдесят. А, может, больше… Но, держался он очень бодро и уверенно.
За годы, проведенные в приходском приюте – практически в полной изоляции от остального мира, мальчикам не так часто приходилось бывать за монастырскими стенами. Общение с незнакомыми мирскими людьми, можно было назвать, эпизодическим. Кроме мальчиков – таких же сирот, как и они, из взрослых, служителей церкви, – монахов послушников, воспитателей и прислуги, можно было насчитать, душ не более десятка. Те из них, кому перевалило за шестой десяток, по осанке и признакам состояния здоровья – с Себастьяном и рядом не стояли. Мальчикам импонировало то достоинство, с которым он держался, перед бароном, чей статус был несоизмеримо выше. Но при этом, он был учтив и сдержан. Словом, Себастьян им очень понравился и пришёлся по душе. С этого мгновения, они прониклись к нему доверием и уважением.