Верхом за Россию. Беседы в седле
Шрифт:
— Если мы проиграем, — заметил офицер в середине, — это наверняка случится. Мы вызвали дьявола и еще могли бы подлежать ему самому как победитель. Какая польза одному, если он завоюет весь мир, но от этого пострадает его душа? Безобразно не только, что оскорбляет глаза и уши. Где внешние размеры не сходятся, также не сойдутся и внутренние. Если уже все Зло этого мира марширует против нас — мы остерегаемся, чтобы оно не маршировало также и с нами! Это предпочитают обе стороны. В 1914 это еще раз не удалось ему — вся ложь оставалась тогда на стороне других. Если, однако, это зло владеет обоими, другими и нами, то победа зла будет
Тот, кто упускает свой час, не должен ожидать милости. Пока еще все зависит от нас, еще мы держим в руке нашу судьбу, только вернуться назад мы уже не можем. Кто не знал бы того, что эта война жестокая, что она ставит право против права, несправедливость против несправедливости? Но «жить» означает «расти», расти с ветвями и корнями, а расти может только тот, у кого есть достаточно земли, чтобы пустить в нее свои корни. Если мы хотим, чтобы нашим детям и внукам еще хватило воздуха, чтобы они вообще еще могли появиться на свет и потом им не пришлось бы во всем уступать другим, тогда мы обязаны прорваться сквозь это теперь. Лучше наши слезы сегодня чем их слезы завтра.
— Галльская война Цезаря тоже стоила слез, — продолжал всадник на вороном коне, — и покорение римлянами Испании было цепью измен и открытого насилия. Теперь мы видим только лишь сегодняшнюю Францию, сегодняшнюю Испанию, видим только то, что стало из этих стран, возможно, благодаря Цезарю, возможно, вопреки Цезарю. Мы не хотим идти путем римлян. Но если бы мы, тем не менее, пошли их дорогой, убийство Цезаря осталось бы нам как утешение. Он поплатился за Галлию, он понес ответственность — не Рим. Императора закололи кинжалами, но Галлия осталась римской! Писарро, опустошивший Перу, пал, однако испанцы не выпустили из своих рук Перу. А лорд Клайв? Он попал под суд, а его земляки умыли руки в невиновности. Тем не менее, они сохранили за собой Индию, богатую Индию. Это всегда происходит одинаково: история наказывает своих исполнителей, но бережет извлекающих пользу.
— Черти мировой истории — это тоже инструменты Бога. Но когда они завершили свое дело, он выбрасывает их в бездну.
— А не близок ли и нам облик галльской армии Цезаря? Здесь мы маршируем за Германию, там легионы Цезаря маршировали за Рим. Когда Галлия стала римской, они повернули свое копье не против города, но против властителей во главе его. Вероятно, и мы однажды, как они когда-то через Рубикон, перейдем через Мемель, зная: «Теперь жребий брошен!»
— Пусть же мы сделаем это, — произнес в заключение всадник на пегой лошади, — ведь что бы мы ни делали, мы рождены из света и призваны вернуться туда. «У всякой тьмы есть пределы», написано в книге индийской мудрости. Но свет открывается нам без границ. Если мы осознаем его, то будь мы живы или мертвы, мы неодолимы.
Из четырех молодых офицеров, которые скакали тогда светлым летом, никому не довелось вновь увидеть свою родину. Их тела лежат зарытыми где-то в по-матерински накрывшей их русской земле. То, что было неуничтожаемым в них, то, о чем они грезили и что предчувствовали, ушло вместе с ними в иной мир.
Приложение: Письмо вождя
В 1855 году тогдашний президент США Франклин Пирс сделал индейцам племени
«Вашингтонский Большой Вождь послал нам слово — он хочет купить нашу землю. Большой Вождь посылает нам слово дружбы и заверяет в своей доброй воле к нам. Это делает ему честь, ибо мы знаем, что он вряд ли нуждается в нашей дружбе.
Мы рассмотрим его предложение, зная, что белый человек может прийти с оружием и отнять землю, если мы не продадим ее. Но как можно купить или продать небо над нами или тепло земли?! Даже мысль о том чужда нам. Если свежесть воздуха и блеск воды не принадлежат нам, как можно их продать?
Каждая пядь этой земли свята народу моему. Каждая поблескивающая сосновая иголка, каждая песчинка на берегу, туман в смеркающемся лесу, каждая поляна и каждое жужжание насекомого свято в памяти народа и его переживаниях. Сок, текущий в деревьях, несет в себе память краснокожего человека.
Переносясь к звездам, усопшие белого человека забывают ту землю, на которой они впервые увидели свет дневной. Наши усопшие никогда не забудут этой удивительной земли, потому что она мать краснокожего. Мы являемся частью этой земли и она часть нас.
Благоухающие цветы — это сестры наши. Косуля, лошадь и могучий орел — это наши братья. Скальные хребты, зелень лугов, пони и человек — все принадлежат к одной семье. И когда ваш Большой Вождь посылает нам весть, что он желает купить нашу землю, он требует от нас воистину много. Большой
Вождь говорит, что он найдет нам место, где мы сможем жить сами по себе, в покое и мире. Тогда он был бы нам отец, и мы — его дети.
Мы обсудим твое предложение купить нашу землю, но это нелегко, ибо эта земля свята для нас.
Сверкающая вода ручьев и рек — это не просто вода, это кровь наших предков. Если мы продадим эту землю, вы должны помнить, что она свята. Вы должны научить детей ваших тому, что она свята и тому, что каждая движущаяся тень в прозрачной воде озер свидетельствует о переживании жизни моего народа и его памяти.
Журчание воды — это голос моего отца. Течения рек — это братья наши, они утоляют жажду нашу и несут наши каноэ, кормят наших детей. Если мы продадим вам землю нашу, вы должны помнить и научить этому детей ваших, что реки — наши братья и ваши братья. И вы должны относиться к ним как к братьям своим.
Краснокожий должен был всегда отступать перед надвигающимся белым, как мгла исчезает с гор при утреннем восходе солнца. Но прах отцов наших свят. Их могилы — это святая земля, и также эти холмы, эти деревья, этот уголок земли являются священными для нас.
Мы знаем, что белый человек не может постичь наших путей. Для него одно место так же хорошо, как и другое, ибо он, как чужак, который приходит ночью, берет от земли то, что ему нужно. Земля для него не брат, а враг, и когда он побеждает ее, он продолжает свой путь. Могилы отцов он оставляет позади себя с легким сердцем. Он похищает землю у детей своих, но и это его не беспокоит. Могилы отцов его и наследственные права детей его — в забвении. Он поступает с Землей-Матерью и Братом-Небом своими, как с имуществом, которое можно купить, похитить и продать, как овец или стеклянные бусы. Его жадность поглощает все, остается только пустынная земля.