Веридор. Одержимый принц

Литвинова Ирина А.

Об ушедших на рассвете

Вслед погибнувшей заре,

Кто теперь за все ответит?

Ведьм сжигают на костре…

Благословит огненный град,

Тот, кто летит вечностью взят,

Горем горит ветреный хлад,

Брось на восток умирающий взгляд!…

Глава 3 (2)

Приходил в себя Гвейн тяжело, все же рука у дяди Джанго всегда была тяжелая, что уж говорить о помощи таких подручных нелегких средств, как весло. Невольно подумалось, что такими темпами и никакого чернокнижничества с проклятьем единственной не надо, итак все мозги вытрясут, гораздо раньше запланированного сошествия

с ума. Преодолевая звон в голове, молодой человек все же исхитрился разомкнуть налившиеся свинцом веки и сфокусировать взгляд прямо перед собой. Увиденное не просто не понравилось, а явственно нашептывало о чем-то трагическом. На скамье напротив сидел Лихой и ожесточенно греб, обливаясь потом и… кровью! Руки брата покрылись алыми мозолями, но он продолжал с отстраненным видом орудовать веслами, как будто и не замечал, что перепачкал кровью почти все древко. Видеть, как брат, всегда такой деятельный и находчивый, уставился невидящим взглядом прямо перед собой… это было страшно, словно подтверждение того, что случилось нечто ужасное и непоправимое. И Гвейн уже догадывался что.

— Дядя Джанго… — голос его прозвучал хрипло, словно он сорвал его.

Реакции не последовало, атаман даже головы в его сторону е повернул, как будто не расслышал.

— Лихой! — гаркнул Гвейн и на миг сам испугался своей интонации, но брат даже ухом не повел. — Лихой, что с дядей?! Он что… он что…

— Он высадился на рифе и отвлекал на себя внимание сирен, чтобы у нас была возможность сбежать, — мертвым голосом откликнулся атаман, по прежнему глядя куда-то в пустоту, а не на Гвейна.

— Он… погиб… — на это раз прозвучало странно тихо, будто чернокнижник страшился просто произнести это вслух.

— Он уснул вечным сном и теперь покоится на морском дне, целый и невредимый, — выдавил из себя Лихой и вдруг отшвырнул от себя весло, подняв тучу соленых брызг, закричал, как раненный зверь. — Будь проклята эта ведьма!

Шокированное спокойствия как не бывало. Уронив голову на колени и вцепившись скрюченными пальцами в свои спутанные волосы, волчонок тихо завыл, совсем как настоящий дикий зверь. Гвейн не стал трогать его, а сам взялся за весла и принялся грести вдоль берега, как и плыли ранее, исподтишка поглядывая на брата. Вскоре Лихой замер и затих, только поминутно подрагивающие плечи говорили сами за себя: грозный атаман разбойников рыдал. А чернокнижник смотрел на него и поражался, как он мог так ошибаться на его счет. Ведь Гвейн так привык к тому, что брат пренебрежительно относится не то что к другим, но и к себе, что и помыслить не мог, что потеря дяди так заденет его. Всем своим поведением Лихой что в детстве, что сейчас, оправдывал свое прозвище — волчонок. Плевал он на мнение родни, не скучал он по близким никогда, а было их раз, два и обчелся. И вот он плачет, глотая слезы и всхлипы, чтобы хоть отчасти не показывать свою слабость брату. Признаться, Гвейн, возможно, и сам бы уже давно присоединился к Лихому, просто он еще не осознал, что случилось. Не верил. Не мог поверить в дядину смерть, красиво обозванную "вечным сном" в легенде о поцелуе сирены.

Прервало его размышления внезапное дуновение ветра, холодного, как каменная кладка склепа. Лихой и Гвейн одновременно подняли головы и встретились с печальным взглядом дымчатых глаз… призрака.

— Персиваль! — первый догадался чернокнижник, отчего-то вскакивая на ноги и почтительно кланяясь духу далекого предка.

Лихой только зло посмотрел на зависший над шлюпкой сизый полупрозрачный силуэт и яростно утер покрасневшие глаза.

— Так и знал, что наследники не дойдут до последнего

испытания в полном составе, — скорбно вздохнул призрак.

— Да вы что! — тут же вспылил Лихой, кажется, пришедший в себя от злости. — А что вы еще знали? Ваши всеобъемлящие знания, случайно, не касаются мнения этих самых наследников относительно этого балагана, названного отбором Истинного Наследника, и в частности относительно так называемых правил?!

— Прошу простить моего брата за излишнюю эмоциональность, — поспешно прервал его Гвейн (только разъяренного их грубостью призрака им не хватало!). — Мы знаем о том, что церемониальная корона избрала правителем нашего брата Эзраэля.

— Кузена, — презрительно выплюнул Лихой, однако на этом его комментарии ограничились.

— И мы не совсем понимаем смысл нашего участия в последнем испытании, — продолжал чернокнижник. — Ведь корону ни мне, ни брату все равно не надеть. Так зачем давать нам шанс победить?

— Разве что с целью извести кого-то из нас, — снова вклинился Лихой.

— Таковы правила… — начал было Персиваль, но на этот раз не сдержался уже Гвейн:

— Правила предусматривают отречение от престола предыдущего монарха и как следствие безопасное возложение короны на голову любого из наследников. Наш же выигрыш — чистое самоубийство.

— Не мне и не вам менять устои древнего ритуала, — бесстрастно отвечал на этот выпад призрак, перечислив пресловутые правила. — Собственно, мое появление — тоже дар традиции. Испытание вы прошли успешно и не в праве отказаться от участия в последнем этапе отбора. Хотите вы этого или нет, но на рассвете откроется портал и затянет вас в Летнюю резиденцию, где вы сразитесь в полную силу друг с другом и с другими претендентами.

— И а тем, чтобы никто никому не поддался и чтобы никто никого в мороке не узнал, будете следить лично вы! — ощерился Лихой, чем в очередной раз напомнил брату зверя.

— Совершенно верно.

— То есть вы прибыли просто уведомить нас, что отбора нам не избежать, — вопросительно вздернул бровь Гвейн.

— Только если у утру будете при смерти, что в вашем положении и с вашими способностями весьма вероятно. И еще, как только последний этап отбора завершится, все артефакты, пожалованные претендентам Богами, исчезнут, так что не рассчитывайте на магию Жизни, заключенную в них. Желаю удачи, великие короли Веридора. Джанговир Лихой, — кивок в сторону опешившего атамана разбойников. — Гвейн Одержимый, — полупоклон не менее изумленному чернокнижнику.

Мгновение — и Персиваль растаял в воздухе, будто и не было здесь только что духа второго правителя Веридора.

— Мне это только что послышалось? — сосредоточенно нахмурившись, вопросил Лихой, обращаясь куда-то в пустоту, но ответил ему все-таки Гвейн:

— Похоже, твоя мать все же в тайне крестила тебя. Знаешь, как-то раз отец сказал мне, что хотел назвать своего первого законного сына в честь старшего брата, но потом уступил желанию жены. Сдается мне, — лукавая улыбка, — имя — это все-таки судьба.

— Что, мне тоже суждено сгинуть в чреве морском, лобызая изменщицу — жену, ко всем своим недостаткам еще и сирену? — Лихой не скрывал скептицизма.

— Нет, я не о смерти, а о жизни. Дядя разбойничал в морях, а ты — на берегу. А вот какого демона я — Одержимый… Хотя как еще назвать зависимость чернокнижников от их единственной, если не одержимостью?

— Так это ты у нас, выходит, Одержимый принц! — хохотнул Лихой. — Ладно, в Хаос эти имена и прозвища в придачу! У нас есть проблемы понасущнее. А теперь колись, брат, что ты за редкая порода оборотней такая?