Veritas
Шрифт:
– Может быть, это какой-то мрачный понтеведрийский брел который не имеет никакого отношения к Золотому яблоку? – предположил Опалинский.
– Нам придется собрать еще информацию, – сказал Популеску. – Возможно, моя брюнетка из кофейни сможет помочь нам. Чтобы вы знали, она предсказала мне будущее!
– По руке гадала? – спросил Коломан.
– Нет, на кофейной гуще.
Я впервые увидел, как это делается. Молодая женщина подала Популеску хороший горячий кофе и попросила его выпить не все, а оставить кое-что на дне. После
– Вышли труба, прямоугольник и крыса, – сказал заметно взволнованный Популеску.
– И что же это означает? – поинтересовался Опалинский.
– Труба возвещает большие перемены из-за новой любви.
– Это точно, от любви все меняются, – насмешливо сказал Коломан. – А ты вечно одинаковый, у тебя даже ногти не растут!
– Шутник какой. Затем прямоугольник обещает восхитительное эротическое приключение. Тут она вообще в точку попала.
– Как так, она что, изнасиловала тебя? – спросил Симонис.
– Идиот. Вы бы видели, как малышка смотрела на меня, объясняя значение прямоугольника. Словно говорила: ты удивишься, когда узнаешь, что я с тобой сделаю…
– Все ясно, Нострадамус, – со скептичной улыбкой произнес Коломан, – а крыса?
– Хм, это наименее благоприятный знак из трех, но судя по вашей глупой болтовне, все сходится. Это значит, что нужно беречься своих друзей.
– А если у тебя их нет?! – воскликнул Коломан, и когда вся группа расхохоталась, Популеску окончательно потерял терпение.
– Смейтесь, смейтесь, я надеюсь, что моя маленькая брюнетка из кофейни…
– Надеяться бессмысленно, с тобой она все равно не пойдет, – рассмеялся Коломан.
– А с тобой и подавно: она ненавидит, когда подмышки воняют потом.
17 часов: заканчиваются воскресные представления в театре
Ремесленники, секретари, преподаватели языка, священники, слуги, лакеи и кучера ужинают (в то время как в Риме только приступают к вечернему полднику)
Попрощавшись с Коломаном и Опалинским, оплатив первый взнос за их старание, мы с Симонисом, Пеничеком и Драгомиром торопливо подкрепились в находившемся неподалеку трактире (куриный суп, жареная рыба, различные булочки, вареное мясо, каплун и куропатка). После этого я собирался вернуться в Химмельпфорте.
Но тут Симонис удивил меня неожиданным сообщением.
– Нам нужно поторопиться, господин мастер, нас уже может ждать Христо, – сказал он, зовя меня снова сесть в коляску Пеничека, которому он уже приказал ехать к большим охотничьим угодьям, именуемым Пратер.
– Ах да, Христо. Разве ты не говорил, что он подойдет поздне?
– Я вынужден просить прощения
– Почему же?
– Не знаю. Сегодня утром я видел его, и он сказал мне, что для него лучше так. Есть что-то, что вызывает его недоверие.
– И что же?
– Этого он не сказал. Впрочем, он поведал мне, что, по его мнению, значение послания аги заключается исключительна в словах «soli soli soli».
– А почему он так решил?
– Он сказал, что дело тут в мате.
– В мате? – удивленно переспросил я. – Это каким же образом?
– Понятия не имею. Но на вашем месте я бы положился на его чутье. Христо – мастер игры в шахматы.
Христо Христов Хаджи-Танев, пояснил Симонис, зарабатывал на жизнь, позволяя бросить себе вызов в оплачиваемой партии в шахматы, которые он обычно выигрывал. Ночью Вена превращалась в неприкосновенную территорию игроков. На каждом углу города – в трактирах, кофейнях, заведениях для богачей и самых жутких трущобах – играя, бросали вызов судьбе.
Внезапно коляска подпрыгнула, Пеничек тут же повернул.
– Что случилось, младшекурсник? – спросил Симонис.
– Как обычно: шествие.
То были отцы-ораторианцы святого Филиппа Нери. Поэтому Пеничек быстро изменил направление и повернул на перпендикулярную улицу. Если бы нас увидели из процессии, нам пришлось бы остановиться, опуститься на колени и терпеливо ждать, рискуя опоздать на встречу с болгарином, пока святыню медленно пронесут мимо.
– Обычно Христо играет в трактире «У Зеленого Дерева» на Вальнерштрассе, – сказал Симонис, – милое заведение, всегда много людей.
Здесь встречались не только ремесленники, купцы и простой народ, пояснил он, но и почтенные аристократы со звучными именами, и клирики с безупречной репутацией, и все были готовы позволить обобрать себя профессиональным игрокам, будь то кости или карты, в фараона, в «тридцать и сорок», в триктрак и даже в шахматы.
– Большинство из них родом с вашей родины, Италии, и они – лучшие, включая и шахматистов. Христо часто говорит мне о Джоакино Греко, Калабрийце, который, по его мнению, является лучшим игроком всех времен. Они тоже играют на деньги, большие деньги, – добавил Симонис.
Нас снова прервали. Повозка Пеничека опять сделала резкий рывок в сторону.
– А что теперь случилось? – строго спросил мой помощник.
– Еще одна процессия.
– Опять? Да что сегодня такое?
– Понятия не имею, господин шорист, – ответил Пеничек с величайшим почтением. – На этот раз это валашское братство непорочного зачатия Марии. Все они идут к собору Святого Стефана.
Я выглянул из коляски, и прежде чем наш транспорт удалился в боковую улицу, я успел увидеть огорченные лица участников процессии и услышать их необычайно страстное пение.