Верная Богу, Царю и Отечеству
Шрифт:
А теперь слово Сергею Маркову:
«Среди лиц, близких к Царской Семье и пользовавшихся ее исключительным благорасположением, одно из первых мест должно быть отведено А.А. Танеевой (Вырубовой)».
«От Ю.А. Ден я узнал, что А.А. Вырубова была выпущена из арестного дома и сейчас живет, медленно оправляясь от всего пережитого в доме своего шурина Пистолькорс, на Морской…
В десятых числах августа я, совместно с Ю.А. Ден, посетил А.А. Вырубову, будучи приглашен к ужину ее шурином. В гостиной я застал целое общество, в большинстве мужчин,
В числе присутствующих находился и пресловутый Манташев, нефтяник и лошадник, известный всему Петербургу благодаря своим близким отношениям к жене генерала Сухомлинова. Он этих отношений не скрывал, а, наоборот, как будто даже гордился ими. Он был в военной форме, с погонами Красного Креста и с Владимиром 4-й степени с мечами, уж право не знаю, за какие доблести им полученным.
Среди офицеров я заметил капитана 1-го ранга Мясоедова-Иванова, моего знакомого по Царскому Селу.
Все общество находилось в самом веселом, благодушном настроении.
Повсюду слышалась английская и французская речь, словом, обычный петербургский вечер, совсем не напоминавший и не гармонировавший с переживаемыми событиями. А. Вырубовой в гостиной не было, она вышла только к ужину. Как мало подходила к этой веселой, шумной компании эта женщина-мученица, на костылях, в скромном черном платье, с мертвенно-бледным лицом и глубоким шрамом на лбу, следом удара прикладом, полученного ею в тюрьме…
Ее большие васильковые глаза, ясные и выразительные, скорбно смотрели на собравшихся вокруг большого стола, заставленного изысканными закусками и батареей водок и вин как отечественного, так и заграничного производства.
Разговоры за столом носили самый фривольный характер, кто-то заговорил о политике, но его попросили перестать и не портить настроения собравшихся. О несчастных Царственных Узниках никто даже и не вспоминал!».
«В начале 1923-го года я, к своей большой радости и счастью, узнал, что ей удалось благополучно покинуть пределы советского «рая» и что она со своей матерью проживает за границей.
Я немедленно списался с ней и был несказанно обрадован получением от нее следующего письма:
«17-го января 1923 г.
Милый маленький Марков,
как я была рада узнать, что Вы живы и здоровы!.. ведь я с тех пор ничего о Вас не знаю!.. Теперь скоро два года, что мама и я выехали из России и жили… у сестры.
Сколько перенесено с тех пор, что я Вас не видела!..
А Вы как поживаете, где Вы все это время были, когда уехали и каким путем? Буду рада узнать все подробности о Вашей жизни!..
Мы бежали через лед два года тому назад! Я даже босиком, так как ничего не было; финн, который нас вез, сжалился и отдал мне свои носки!..
За эти два года я очень поправилась, но еще порядочно нервная. Буду ждать с нетерпением Вашего письма! Пишите через…
Мы с мамой сейчас в… Хочу Вам послать фотографии, которые Вам будут дороги, когда получу от Вас ответ. Читали ли Вы мои воспоминания, которые вышли в Париже?
Сердечный привет и пожелания всего светлого в наступающем году!
Танеева».
Вскоре я получил и книгу с авторской надписью: «На добрую память маленькому Маркову от автора.»
Чтение этой замечательной книги, этих исключительных по своему содержанию воспоминаний, в которых Анна Александровна раскрывает перед читателем свою исстрадавшуюся душу, вводя его в мало знакомый круг интимной жизни Царя-Мученика и его Семьи, всколыхнуло во мне воспоминания о тихих, спокойных днях жизни в Ливадии, и я снова пережил в малейших деталях все, что казалось уже погребенным в тайниках моего сердца!
Жгучей, нестерпимой болью отозвались в душе воспоминания о кошмарных 1917-1918 годах, годах безмерных страданий Святой Семьи Царственных Мучеников в далекой снежной Сибири!..
И мы, русские люди, вольно или невольно оставившие на произвол судьбы Семью наших Венценосцев, должны преклониться перед образом этой больной физически женщины, подвергшейся истязаниям и надругательствам, но ни на одну минуту не забывшей Семьи своих Царственных Друзей, для Которой она отдала свои последние силы, не словом, а делом помогая им в изгнании.
И что всего удивительнее, несмотря на весь ужас перенесенных издевательств и страданий, эта глубоко религиозная женщина полна всепрощения к своим врагам.
Она безропотно шла и идет по своему крестному пути.
«Укоряемы - благословляйте, гонимы - терпите, хулимы - утешайтесь, злословимы - радуйтесь… - вот наш путь с Тобою!» - пишет ей из Тобольска ее Царственный Друг, Государыня.
Твердо помнит глубоко несчастная женщина завет, пришедший к ней из далекой Сибири и, кончая свои записки, говорит: «Господь мне помощник, и не убоюся, что мне сотворит человек!».
За 12 лет близости своей к Императорскому Дому, отдав все свои силы, все свое разумение ее превыше всего на свете любимой Государыне, подвергаясь за эти долгие годы неслыханной клевете, обвиненная в чудовищных преступлениях, истерзанная физически и душевно своими палачами-тюремщиками, она и теперь не оставлена в покое людской подлостью и завистью! С крестом в сердце и молитвой на устах, голодная, в нищенских лохмотьях, босая в зимнюю стужу, она и вдали от несчастной, поруганной Родины не нашла желанного покоя!
Ославленная в свое время как «наложница Распутина», «германская шпионка», «отравительница Наследника» и «всесильная временщица, правившая Россией», она отдала последнее, что у нее было, в дни заключения своих Друзей и сделала для Них больше, чем кто-либо.
Сколько грязи и низкой клеветы было брошено в нее за это нашими «спасателями» в лице Маркова 2-го и его бывшего сотрудника В.П. Соколова, обвинившими ее в том, что она им мешала в их плодотворной работе на пользу Их Величеств в Сибири и что если бы не она, то, быть может, все было иначе!..