Верная Богу, Царю и Отечеству
Шрифт:
«Любочка сделай все, что я прошу тебя. Получила от Анны из Выбор[гской] больницы (теор) письмо, пишет она вот-что; - чтобы взять икону трех-свят (Tpex святителей]. Повесить у изголовья. Тамже положить памятку Старца и его платочек. Достать маслица и зажечь у неугасимой. И еще пишет: Вы за меня не бойтесь, меня не растрелят, потому мне это сказал старец…
А теперь самое главное, Она передала через Ромеку.. чтобы взять ее зописку (их принесла настя… ана теперь носит молоко, так принесла в кувшине, и переписать по французки… и передать «Берчику»: Он сохронит. Пока пусть у Петровны там сохранно.
Так вот - я это сделала. Но тут ни бумаги ни чернил недостать… с большим трудом…
И это Слава Богу,
Ах, что только будет, как моя узнает!
Писала в перемешку. Помогла Верочка…
Записки от Мамы и Старца пусть у Игната, чтобы не в однех руках… Ну Господь с Вами». 161
161
Там же, ед. хр. 8.
Еще немного задержимся на этом письме, явившемся ключевым для построения лживой легенды, или, выражаясь следовательским языком, главным «вещественным доказательством», которое неумолимый суд истории превратил в главную улику против литературно-исторических ловкачей и их заказчиков. Подлыми, шулерскими приемами они попытались не только опорочить честного и прекрасного человека, но и растоптать в сознании людей целую эпоху русского Самодержавия, неразрывно связанную с величием и могуществом русского православного государства, славой русского народа-богоносца и его православных правителей - русских царей, под скипетром и державою которых строилась земля русская и незыблемо хранились святые русские идеалы верности Православию, Самодержавию и святой Русской земле-матери.
Итак, вернемся к подложному письму, в котором отметим, возможно, самую незначительную деталь, но тем не менее она поможет нам выявить подлог. Это - маленькая пометка в скобках - «теор.», - которая стоит после слов «Выборгской больницы». «Теор.» - значит «теоретически». Со смыслом письма это слово никак не согласуется, да и трудно заподозрить малообразованную и малограмотную женщину (судя по характеру письма) в склонности теоретизировать, а тем более применять это слово в своей простой, незамысловатой речи, да еще и в сокращенном виде. Гораздо правдоподобнее то, что этот вариант письма рассматривался как черновик, а автор-сочинитель вовсе не был уверен, что Анна Вырубова находилась именно в Выборгской больнице, и потому сделал пометку в соответствующем месте текста, чтобы затем уточнить это обстоятельство.
С обилием орфографических ошибок сочинитель явно перегнул, как, впрочем, и с манерой письма. Так выражаться и ошибаться могла кухарка, да и то, скорее, не русского происхождения, но никак не светская дама в Петербурге. Уж что-что, а умению грамотно изъясняться как-нибудь да научали барышень - если и не в пансионе благородных девиц, то уж дома с учителями словесности наверняка. Вспомним, что простой русский крестьянский парень Сергей Есенин начал писать свои стихи еще будучи в церковно-приходской школе, обучение в которой было доступно не только мальчикам, но и девочкам.
Далее. Нигде в своих воспоминаниях Анна Александровна не указывает на то, что Григорий Ефимович предсказывал ей не быть расстрелянной. Это явная выдумка. И еще одно обстоятельство помогает нам вывести обманщиков на чистую воду. А именно: старцем Григория Ефимовича называли только его недоброжелатели и ненавистники и вкладывали в это название презрительный и унизительный смысл. Этим же словом пользовался и сочинитель лжедневника. И еще одно. Для большей правдоподобности письмо написано на особом листе с водяным знаком: крылатым животным с головой орла, опирающимся передними лапами
Видимо, уже тогда в недрах социалистического реализма зарождался новый жанр советской комедии. Действительно, аналогия прямая, и схема одна и та же: «шел - поскользнулся - упал - потерял сознание - очнулся - гипс». И всем смешно - кассовый сбор обеспечен. В более раннем варианте эта схема выглядела следующим образом: шла - несла кувшин с подлинными тетрадями - увидела милиционеров - испугалась - бросила кувшин в прорубь - подлинных тетрадей больше нет и не ищите (зато есть обилие переписанных копий). У всех захватывает дух, и барыш от продажи тиража - обеспечен.
Цех по производству «зописок».
Дальше - больше. По всему чувствуется, что работа увлекла авторов. Неуемная фантазия так и била ключом, быстро переполнив весьма скромный сосуд под названием «чувство меры». Следующая «зописка», вышедшая из-под пера литературных трюкачей, без всякого сомнения, раскрывает всю полноту их творческого дарования. Поскольку эти опусы уже никак не могут быть отнесены ни к Анне Александровне, ни к ее друзьям, позволим себе, не боясь запятнать ее доброе имя, привести хотя бы отрывки из этих «произведений», в надежде, что их прочтение поможет многим людям несколько иначе оценить незыблемость авторитета кое-каких классиков советской литературы.
Итак, «зописка» первая:
«Любочка!
Все это меня убило… кто бы мог подумать, что эти неграмотные идиоты так распорядятся. Особенно этот проклятый кондитер! Все пропало… говорят, что эта особа все передала в издательство, так как у себя не имеет право держать. Будут ли они печатать - черт их знает». 162
На этом остановимся, так как всем, кто знаком с жанром советской комедии, смысл ясен: «Шеф, усе пропало!».
Чтобы нас самих не упрекнули в некоторой излишней симпатии к этому жанру, яркими представителями которого в советской литературе были небезызвестные Ильф и Петров, вторую «зописку», написанную в духе вышеназванных соавторов, опустим. А вот третью позволим себе привести полностью, так как она должна была сыграть роль ключевого звена в логически выстраиваемой цепи доказательств подлинности «дневника». В ней как бы продолжает успешно развиваться тема неожиданного обретения «рукописей» неким советским издательством. Позволим и себе маленькую вольность - проставим в конце этого шедевра подлинное имя автора.
162
Там же, ед. хр. 7, л. 1.
Итак, «зописка» третья:
«Дорогая Дуся! Я в большом отчаянии, этот проклятый кондитер продал жидовке не только почти все тетради А-ки [Аннушки], но и письма Папочки, письма Г[ригория], письма А-ки оттуда. И эта подлая все отдала в издательство, говорит, что не имеет права у себя держать. Теперь единственное, что у нас осталось, это одна или две тетради мною переписанные, четыре тетради, переписанные Мамой Кокой [Верой Валериановной], четыре тетради мною получены от Павли (Тют…). Вы знаете как они нам были дороги, там же одна тетрадь писанная рукой А-ки… Во что бы то ни стало Господом Богом молю спасите это. Вы знаете, что в деревне это оставлять нельзя. Я больше проклятым мужикам не доверяю. Сообщите что нужно, я пошлю. Сохраните у себя. Сохрани Господь крест…