Верная река
Шрифт:
Она дала лошадям передохнуть и ехала теперь осторожней, внимательно озираясь вокруг. За лесом надо было проехать мимо деревушек, мостов, заборов – сворачивать то вправо, то влево. Глаза, привыкшие к глубокой темноте, хорошо различали местность. Она не ошиблась ни на одном повороте. С пригорка, у каменной корчмы под названием «Старая веха», увидела огоньки города. Сердце ее тревожно забилось. Она съехала с большой дороги на проселок и быстро направилась к предместью, – тихонько проскользнула мимо бойни, казарм, объехала сады, разные будки, сараи, склады, кирпичный завод, ветряные мельницы, миновала поле за парком и, кружа, петляя, добралась до какого-то частокола, примыкавшего к мощеной городской улице. За этим забором слышались шаги запоздалых горожан по каменным тротуарам.
Панна
Он шарахнулся от нее.
– Ах, значит, любовь!.. – рассмеялся он. – Вы любите этого воина?
– Нет. Только выполняю свой долг.
– Неужели? А почему же столько смиренной мольбы и такой экстаз в глазах?
– Потому что я так чувствую.
– Повстанцы, – произнес он назидательно, – объявили войну огромной державе. Молокососы! Безумцы! И гибнут тысячи людей, потому что это война. Вы понимаете?
– Понимаю.
– Так вот! Раз это война, то один человек не может приковывать к себе все наше внимание.
– Да, это так, но я должна спасти человека, которого привела ко мне судьба. Он пришел прямо с поля битвы к нашему крыльцу, сам не зная, куда идет.
– Поэтому он стал единственным?
– Наденьте же шубу, господин доктор, возьмите с собой инструменты и пойдем, ведь время не ждет.
– Так вы думаете, что я поеду?
– Я без вас отсюда не уйду.
Доктор с улыбкой смотрел в ее глаза, такие искренние, такие изумительно красивые, на белый лоб, видневшийся из-под меховой шапочки, на алые губы и белоснежные щеки, на которые в натопленных комнатах возвращался румянец. Доктор
– Вы хотите меня погубить. Я не могу ехать. За мной наблюдают, возможно следят. Я не могу!
– Вы должны поехать!
– В самом деле? Даже должен?
– Должны.
– Потому что вы велите?
– Не я, сам бог велит спасти несчастного воина. Все, что было в моих силах, я сделала. Больше я ничего не могу. Если бы я сама могла справиться, то не просила бы вас и не целовала бы вам руки. Вы доктор, а я простая женщина. Я приехала к вам, так как найти в ране пулю – это дело врача.
– Скажите, какие веские доводы! А каков будет гонорар? – спросил он, нагло глядя ей в глаза.
– Никакого.
– Вот так поощрение!
– Идемте же, господин доктор!
– Я пойду только с условием, что получу вознаграждение, притом по моему усмотрению.
Она смело и довольно насмешливо взглянула ему в глаза и повторила свое:
– Идемте же, время не ждет!
Доктор пожал плечами и ушел в кабинет. Там он возился довольно долго, что-то открывал, закрывал, приводил в порядок и, наконец, появился в передней в шубе и валенках.
– Вы меня буквально похищаете из дому. Если нас по дороге схватят, я погиб, – сказал он ей из-за двери.
– Я вас везу в еврейскую корчму к одной больной девушке. Никто не может винить врача, если он едет к больному.
– Ну еще бы! При таких обстоятельствах и в такое время… Я знаю, чем это пахнет – ездить сейчас ночью к больному в деревню.
Они осторожно вышли с заднего крыльца, миновали базарную площадь и теми же темными как преисподняя переулками добрались до лошадей. К счастью, никто их не заметил и не увел.
Обрадованная панна Саломея снова взнуздала лошадей, покрыла ковром сидение для доктора и предложила ему сесть в сани.
– А где кучер? – спросил он.
– Я, – ответила она.
– Что такое? Не поеду!
– Вы опять за свое!
– Вы же не умеете править.
– Сейчас вам придется отказаться от своих слов.
Она села на облучок и по пустырям, задворкам шагом выехала на предместье, оттуда – в поле. Теперь она гнала лошадей по знакомой дороге. Весело мчалась она через дремучий лес. Доктор Кулевский, старый холостяк и известный дамский угодник, старался использовать необычную ситуацию. Он то хотел сесть рядом с ней на облучок и помогать ей править, то пытался укрыть от холода своего очаровательного возницу. Но возница пригрозил, что выбросит его из саней и оставит в лесу на съедение волкам, если он не будет спокойно сидеть на своем месте. Часа через полтора сани подкатили к усадьбе в Нездолах.
Панна Саломея была осторожна. Она объехала стороной корчму и внимательно вгляделась, нет ли непрошеных гостей в усадьбе. К счастью, везде было темно. Старые высокие тополя глухо напевали с детства знакомые мелодии. Услышав стук в окно, Щепан отомкнул дверь и пошел стеречь разгоряченных, взмыленных лошадей, от которых валил пар. Он повел их в сарай, разнуздал, дал сена, прикрыл сарай и вернулся в дом. Доктор сразу приступил к осмотру больного. Вначале он осмотрел раны под глазом, на голове, затем на спине и между ребрами и, наконец, дошел до злополучного бедра. Там он обнаружил едва набухающий нарыв и решил, что его необходимо вскрыть.
Щепан ушел во двор караулить, а панне Саломее пришлось подавать и держать таз, приносить теплую воду, полотенце и корпию. Безжалостно взрезав нарыв, доктор стал зондом искать пулю в глубине раны. Больной, которого резали живьем, корчился от боли. Операция совершалась при тусклом свете сальной свечи. Доктор мучился, напрягал все усилия, стараясь обнаружить своими инструментами пулю, и пришел в ярость, когда увидел, что это ему не удается. Он пытался раз, другой, третий, четвертый, десятый – все тщетно. Князь то терял сознание от боли, то кричал под ножом, – наконец стал, защищаясь, драться и бить по лицу доктора и панну Саломею. Врач вынужден был отступиться. Постель была залита кровью, пол, мебель, посуда – все было в крови. Кулевский умело наложил повязку на бедро, перевязал остальные раны и заявил, что уезжает. Сказал, что надо ждать. Больной должен лежать в постели.