Верноподданный (Империя - 1)
Шрифт:
– Этого не придется долго ждать!
– воскликнул Дидерих.
– И вы увидите, что все истинные немцы верой и правдой послужат своему кайзеру.
– Разумеется.
– Бук все чаще пожимал плечами.
– Вот стереотипная фраза, продиктованная им самим. Вы употребляете слова, которые он вам диктует, а образ мыслей никогда так превосходно не был отрегулирован сверху, как сейчас. Но деяния? Наше время, милейший мой современник, отличается неспособностью к деяниям. Для того чтобы много пережить, надо прежде всего жить, а всякое деяние
Дидерих выпрямился.
– Вы собираетесь, быть может, свой упрек в трусости бросить по адресу?..
– Я не выносил никакого морального приговора. Я говорил лишь о факте из истории Германии нашего времени, касающемся всех нас. Впрочем, мы заслуживаем снисхождения. Тот, кто действует на сцене, в жизни уже не действует, ибо свою действенность он изжил там. Чего, в самом деле, требует от него действительность! А знаете ли вы, кого история назовет типичным героем нашего времени?
– Кайзера, - сказал Дидерих.
– Нет, - сказал Бук.
– Актера.
Дидерих ответил таким взрывом хохота, что шедшие впереди жених и невеста отскочили друг от друга и оглянулись. Но здесь, на середине Театральной площади, бушевал ледяной ветер, и все поспешили дальше.
– Ну конечно же, - выговорил наконец Дидерих.
– Удивительно, как это я сразу не сообразил, откуда у вас вся эта несусветная чушь! Ведь вы тесно связаны с театром.
– Он похлопал Бука по плечу.
– Сами-то вы еще не заделались актером?
В глазах у Бука вспыхнул неспокойный огонек: резким движением он сбросил с плеча руку Дидериха, и тот даже решил, что это не по-товарищески.
– Я? Нет, не стал, - ответил Бук.
В сердитом молчании дошли до Герихтсштрассе. И только тут он возобновил разговор:
– Да, вы, конечно, еще не знаете, что привело меня в Нетциг.
– Вероятно, желание повидать свою невесту.
– Разумеется, и это. Но, главное - я взял на себя защиту своего зятя Лауэра.
– Вы выступаете?.. В процессе Лауэра?
– У Дидериха перехватило дыхание, он остановился как вкопанный.
– Ну да, выступаю, - сказал Бук и пожал плечами.
– Вас это удивляет? Я недавно внесен нетцигским судом в списки адвокатов. Вам отец не говорил?
– Я теперь редко вижу вашего почтенного батюшку... Я почти нигде не бываю. Мои обязанности по фабрике... Эта помолвка...
– невнятно бормотал Дидерих.
– Тогда, значит, вы часто... Или вы уже совсем сюда переехали?
– Временно, надеюсь.
Дидерих овладел собой.
– Признаться, я не всегда понимал вас. А теперь и вовсе перестал понимать. Вы гуляете со мной по Нетцигу...
Бук, прищурившись, посмотрел на него:
– Хотя я завтра выступаю защитником на процессе, где вы являетесь главным свидетелем обвинения? Да ведь это чистая случайность. Могло быть и наоборот: все зависит от распределения ролей.
– Благодарю покорно!
– вскипел Дидерих.
– Каждый занимает свое место. Если вы не питаете
– Уважения? Что это значит? Я с радостью взял на себя защиту, не отрицаю. Вот уж отведу душу, об этом долго будут помнить. В ваш адрес, господин доктор, наговорю кучу неприятных вещей. Не взыщите, мне это нужно для эффекта.
Дидериху стало страшно.
– Позвольте, господин адвокат, как же так? Разве вам неизвестны мои показания? Они не так уж неблагоприятны для господина Лауэра.
– Это уж мое дело!
– На лице Бука появилось ироническое выражение, не сулившее ничего хорошего.
Они вышли на Мейзештрассе. "Процесс!" - думал, громко сопя, Дидерих. В сутолоке последних дней он совсем о нем забыл, а теперь его обуял такой страх, точно завтра ему предстояла ампутация обеих ног. Густа - притворщица, дрянь, с умыслом, значит, ничего не сказала, - пусть, мол, в последний момент его ошарашит. Он простился с Буком, не доходя до дома. Только бы Кинаст ничего не заметил! Бук предложил зайти куда-нибудь в пивную, посидеть.
– Вас, по-видимому, не очень-то тянет к вашей невесте?
– сказал Дидерих.
– В настоящую минуту меня больше прельщает рюмка коньяку.
Дидерих язвительно засмеялся:
– Она, кажется, всегда вас прельщает.
– Из опасения, как бы Кинаст не заподозрил недоброе, он пошел провожать Бука.
– Видите ли, моя невеста, - неожиданно заговорил Бук, - это тоже один из вопросов, которые я оставляю судьбе.
– Как вас понять?
– спросил Дидерих, и Бук продолжал:
– Если я останусь в Нетциге, то Густа Даймхен вполне на своем месте. Но кто знает? Мало ли какие обстоятельства могут вторгнуться в мою жизнь. Вот на этот случай у меня есть в Берлине другая связь...
– Я слышал: актриса!
– Дидерих покраснел за Бука, который с таким цинизмом признавался в этом.
– Простите, - пробормотал он, запинаясь, - я ничего такого не думал.
– Значит, вам это известно, - заключил Бук.
– Ну, так вот. Я там еще не свободен, а потому не могу уделять Густе столько внимания, сколько следовало бы. Не примете ли вы участие в этой славной девушке?
– спокойно, почти наивно спросил он.
– Чтобы я...
– Так сказать, немножко помешивать варево, которое стоит у меня на огне... Пока я не развяжусь там, Ведь мы питаем друг к другу симпатии.
– Благодарю, - холодно сказал Дидерих.
– Так далеко, во всяком случае, мои симпатии к вам не идут. Поручите это кому-нибудь другому. Я все-таки серьезнее отношусь к жизни.
И он, не простившись, ушел.
Помимо отсутствия моральных устоев, Дидериха возмущала в этом человеке его беспринципная фамильярность, и это после того, как сию минуту вновь подтвердилось, что они и по убеждениям, и по образу жизни противники. Как несносны подобные люди, в них ни черта не поймешь! "Какой же сюрприз этот субъект мне готовит?"