Верноподданный разбойник Антут
Шрифт:
– Ты чем это занят?
Последовала долгая лекция о том, чем я должен быть занят. Оказывается, он нанял меня, чтобы самому ни черта не делать. Я должен работать, а он – нет. Я должен всем управлять, а он только владеть. Потому что он барон, а я нет. Сруктура!
Вышел я в баронский двор, оглядел баронский замок, представил, что это всё моё, и тут же понял, что надо делать. Проверил склад, сходил в амбар, прошёлся, собрал ответственных, наорал, уволил, назначил новых, снова наорал. Пошли дела.
Руководить
Хорошо они работали или плохо, я обращался с ними одинаково. Точно также, видимо, делал и барон, потому что под вечер он встретил меня всё с такой же кислой харей и спросил:
– Ты чем это занят?
Мой друг, Графчонок, говорил, что я быстро учусь. И это правда, поэтому я тут же извинился. Барон оценил. Улыбнулся и похлопал по плечу. Сказал, что приглашает меня отужинать с ними.
Cтол в трапезной был накрыт человек на двадцать – так мне показалось, когда я взглянул на бесконечные ряды горячих и холодных блюд. На самом деле на столе стояли всего три кубка из серебра. Один возле самого барона с торца стола, другой справа от него, где сидела баронесса, мне барон указал на стул слева, напротив которого, стоял третий.
На другом конце у столика с кувшинами и подносами мельтешило ещё несколько человек. Двое ещё совсем мальчики в коротких плащиках и пышных панталонах, видимо, пажи.
Я сел, но есть не мог. Может, потому что весь день жевал всё, что только выглядело съедобным, а может потому, что на ужине присутствовала баронесса в таком нежно-розовом платье и с такими тонкими манерами, что ничего в горло не лезло. Вдруг она взглянула на меня и что-то тихо сказала мужу. Барон хмыкнул и произнёс:
– Слышал, что вы, Прата, желали прочесть нам некую баркийскую балладу.
"Что? Да ты с сосны свалился, баран нерезаный? Пусть тебе гаджай 4 баллады читает!" – подумал я, но не сказал. Видать, успел окультуриться. А тут ещё поймал на себе пламенный взгляд баронессы, и понял – отступать нельзя.
4
Гаджай – нечисть из местного фолклора.
Я быстро прожевал что-то острое и поднялся. Что я знал на баркийском? "Беретрацо!" – что означало "Здравствуйте". Но, вспомнив, как барон сопел над моими бумагами, заподозрил, что он и сам не силён в языках.
– Беретрацо, беретрацо, – начал я. – О, Шозалинкас прата-Завинацо, – сочинил дальше, чуть изменив концовку имени собаки-баркийца.
После следовали слова, выдумываемые на ходу. Я складывал их из случайных слогов, не забывая гакать и ракать в точности как моя последняя жертва.
Барон пребывал в ступоре и только переводил взгляд с меня на баронессу. Та жмурилась, прижав к губам салфетку, время от времени плечи её лихорадочно вздрагивали.
Я старался не думать об этом, вёл свою речь громко и серьёзно и закончил, с чувством подняв руку.
– О, просто превосходно! – барон похлопал, похлопали и все присутствующие: трое слуг и два пажа. Не хлопала только баронесса, она промакивала уголки глаз краем салфетки.
– Всё в порядке, дорогая моя? – обратился к ней барон.
– Ах, простите, Ваша Милость. Я никак не ожидала, что комедия окажется настолько смешной.
– Да? – его нижняя губа подалась вперёд, он слегка покачал головой, потом глянул на меня.
Ничего не оставалось, как с улыбкой кивнуть. Тогда он усмехнулся:
– О да, это было весьма остроумно… – взгляд его всё ещё метался. – Гартен, – вдруг обратился он к одному из пажей. – Вот ты уже полгода учишь баркийский, а поведай-ка нам, о чём была комедия.
Низенький паж вскочил, глотая ртом воздух, потом залился краской. Я смотрел на него, мысленно умоляя быть мужиком и размазать барона, как это сделал я. Паж не подвёл, голос его зазвучал ровно:
– Там было много старинных слов, но, как я понял, это о том, как хитрый торговец обсчитал одного господина.
Я сел, схватил кубок, чуть приподняв его за здоровье паренька, и припал к краю.
– Нет, нет, – вдруг вздохнула баронесса, – не совсем так, Гартен. Это комедия об одном проходимце, который одурманил приличного человека, присвоил бумаги и вещи и стал выдавать себя за него.
Я так резко вдохнул, что даже забыл оторваться от кубка, вино залилось мне в горло и принялось душить. Я дёрнулся и встретил лбом тарелку.
– А забавно! Мне нравится, – меж тем звучал голос барона. – Гартен, запиши эту комедию. Хочу, чтобы она у меня была.
– Обязательно запишет, – усмехнулась баронесса.
Слуга уже был возле меня и хлопал по спине. С трудом вдохнув, я встал и попятился к двери…
– Куда это ты собрался? – нахмурился барон.
Я не знал чего ожидать, шутка, правда и ложь кружили по залу в диком танце. И каждая обещала то озолотить, то казнить. Я не трус, я замер и стал ждать.
– Я спрашиваю, куда это ты собрался?
– Мне нехорошо, – коротко выдал я.
– Вернись и сядь! – рявкнул барон.
– Ах, милорд, – баронесса бережно обхватила запястье мужа. – Наместник всего лишь смущён неприятностью, постигшей его во время питья. Прошу вас, Прата, – она повернулась ко мне, – не стоит переживать, здесь такое случалось с каждым. Даже с бароном, – неподвижная маска на мгновение сменилась улыбкой. – Помните, Ваша Милость?
– О миледи, ну зачем? – барон тяжко вздохнул и подпёр лоб рукой. – Зачем вы вновь об этом вспоминаете? Ведь вы знаете, чем всё закончилось.