Верноподданный разбойник Антут
Шрифт:
Всё, чего я добьюсь – это обеспечу жратвой и пойлом себя и шайку на зиму. Может, десятком другим тёплых шмоток, из-за которых они будут грызть друг другу глотки. Потом закатим пару пьяных пирушек, да разнесём на радостях в пух и прах очередную деревеньку. После чего продолжим голодать и грабить.
Это золото – та же охапка дров. Сгорит в топке, да развеется по ветру. И снова станет холодно, и вновь нужны будут дрова… Моя жизнь – порочный круг, и я не умею иначе.
Я осторожно вынул одну пластину
"Иди, Антут, мёрзни, там твоя жизнь. А барон пусть лежит на своей гигантской кровати у камина. Ему, бедняге, так не хватает острых ощущений, что он открыл игорную, ты же вечный ловец фортуны. За душой у тебя ни гроша, и поэтому твоя вечная ставка – жизнь. Покой и счастье тебе не по карману".
Я принялся вынимать вторую пластину. Баркийские бумаги зашелестели за пазухой. Интересно, скоро он сюда доберётся? Может, мне пока понежиться в тепле денёк-другой, оглядеться? В конце концов, нельзя же пробраться в Пещеру Чудес и сбежать, чуть переступив порог.
Из окна был виден замёрзший лес: "Подождите, мужики, я о вас не забыл".
Я вернулся.
Покои барона содрогались от храпа, я выложил его побрякушки на столик у зеркала. Руки чесались при виде шкатулок. До боли закусил губу. Не сейчас, успею. В доме полно ценностей.
Я вышел в коридор, прошёл пару пролётов и безнадёжно заблудился. Усталость взяла верх. Сначала я улёгся на широкую ступень лестницы, потом присмотрел аккуратный низенький диванчик у стены. Не худший вариант.
Я устроился поудобнее, было жёстко, тихо и темно, совсем как в лесу, только тепло и сухо. Подлокотник пришёлся как раз под голову. Я расслабился, прикрыл глаза…
– Да что ж это делается! – резанул слух до боли знакомый голос. Но на сей раз меня не стали колотить: – Господин наместник! Козетка-то, козетка!
Её бы ко мне в шайку, вечно наших добудиться не могу. Я приподнялся:
– Сама такая!
– Козетка! – она указывала на диван. – Вы лежите на козетке!
– И что? Ты поклялась охранять её честь? Что ты вечно орёшь? – я сел, старуха испортила всё удовольствие. – Лучше показала бы дорогу.
– Как долго вы собираетесь тут теряться?
– Я здесь не теряюсь, я здесь нахожусь! А теперь либо отколись, либо покажи, куда идти, а не то я как… – я встал, нависнув над ней.
– С вашим появлением, наместник, у слуг появилась скверная привычка кричать ночами, – усталый голос баронессы заставил моё сердце забиться, я вытянулся.
Светильник в её руке отбрасывал блики на серебристую мантию, озарял лицо. Ну чем не ангел? Подойдя, она села на край козетки и поставила светильник на столик рядом.
– Итак, вы передумали, это производит впечатление, – сказала баронесса.
Я оглядывался – больше не доверяю я этим
– Не понимаю вас, миледи, – произнёс я.
Взгляд баронессы обжёг, но я не поддался. Горелый уже.
– Продолжайте в том же духе, – сказал она, – и вы не продержитесь здесь и часа. Я вам это гарантирую. И через окно не спасётесь.
– У вас много окон.
Её брови дёрнулись, потом она опустила глаза:
– Значит, бедняга баркиец убит?
– Нет, мы отпустили его, – пробубнил я себе под нос. Разговор был довольно странный, мы оба словно делали вид, что не понимаем, о чём речь.
– Всё равно, что убит, – вздохнула она.
– Да чего уж, – поморщился я. – Ежели такой слабак – сам виноват.
Она вздохнула:
– Как же ваше настоящее имя?
Я молчал, она ждала.
– Я преступник, – снова пробубнил я, будто сам себе.
– Вы в любом случае преступник.
– Тогда все преступники.
– Ах, господи… – её ладонь коснулась лба. – Зачем?
– Ребят кормить нечем.
– Так у вас есть дети?
– Нет, хотя… – я задумался, еда была нужна не только взрослым. – У Биры и Керна есть, но не очень маленькие, уже ходят. А у Булана сын уже почти юноша… – не заметил, что рассуждаю вслух.
– Кто все эти люди? – плечи баронессы дёрнулись.
– Шайка моя, – я закусил губу – разговорился. Как быстро я себя выдал! Околдован?
Губы баронессы округлились:
– Разбойничий атаман? Собственной персоной? – в глазах играли одновременно страх, азарт и восхищение – слишком по-детски, я ввязывался в игру.
Баронесса глядела сквозь меня, в глазах её отражался огонёк светильника:
– Да-а-а, – протянула она. – Неслыханное нахальство, а может, глупость или…
– То есть, мне уходить?
Её взгляд стал насмешливым:
– Что это вы вдруг решили спросить? – она откашлялась. – Доброй ночи, Прата, – она поднялась и взяла светильник.
Я тоже поднялся:
– Может, один из слуг миледи укажет мне дорогу в мои покои?
– В ваши? – не поворачиваясь повторила она. – Ах, вы имели в виду покои наместника, – она пошла дальше.
Я последовал за ней:
– Мне подойдут и ваши.
– Наместник, – она остановилась. – идите налево, вверх по лестнице, пройдите овальный пролёт наискосок тоже налево, спуститесь вниз там и будет ваше крыло. А теперь оставьте меня.
– Благодарю, миледи.
В ту ночь я всё-таки добрался до своих покоев. Ребята спали в моей спальне, на ковре возле камина. Кровать мы сочли неудобным местом для сна, лежишь и будто тонешь.
Я улёгся между ними и сразу уснул.